Грязный ушастый секрет Тендо | Sometimes, when you fall, you fly
Название: Why we fight?
Автор: Sgt. Muck
Бета: curious_Cas
Пейринг: Сэм/Габриэль, Дин/Кастиэль, НЖП
Жанр: domestic, romance
Размер: макси
Статус: В процессе
Саммари: Рано или поздно на любой войне возникает один и тот же вопрос - а за что, в конце концов, мы сражаемся? Жизнь Винчестеров никогда не уходила с передовой, однако, проведя добрый десяток жизни в борьбе с монстрами, каждому из них приходится подумать о том, какой жизнь была бы после того, как последний монстр был бы убит. Но их собственная нормальная жизнь никогда не оставалась позади этих сражений, в безопасности, она менялась так же сильно, как сами Винчестеры, и в скором времени опасность представляют не оборотни, вампиры или перевертыши. Опасность - в них самих, потерявших все и всех во время этой бесконечной битвы
Предупреждение: ООС, АУ и таймлайн после момента повторного открытия Чистилища.
Благодарности: Огромное спасибо всем тем, кто брался читать по моей просьбе и высказывал свои мнения о незаконченных частях, в особенности Миссис Теннант-Симм и Sorano. Особенно я хотела бы сказать спасибо curious_Cas, героически взявшейся проверять столь большое произведение.
Часть I. Научи меня делать выбор
1.
«Люди верят. А потом отказываются брать на себя ответственность за то, во что они верят;
они создают, а потом не доверяют созданному.»
Нил Гейман, «Американские боги»
читать дальшеСэм бездумно стучал по пластиковому стакану с кофе, напоминающему по форме настоящую кружку. Он не знал, почему, торопясь забежать в радиомагазин, остановился прямо посередине торгового центра в разгар рождественской лихорадки и… словно потерялся. Он натолкнулся на одну из счастливых семей, держащую в руках тысячу пакетиков и свертков. В толстых куртках, вязаных свитерах с узором и тенью улыбки на лице они обсуждали, как проведут канун Рождества, и стоит ли добавлять в печенье корицу, а бабушке сделать отдельно. Неожиданно бытовой выбор, который никогда не приходилось делать Сэму, поставил не то, что главу семьи в тупик, но и его самого. Он замер, непонимающе моргая, и попытался понять сакральный смысл присутствия корицы в печенье. Все решения, что он принимал раньше, показались какими-то отдаленными, почти фэнтезийными. Наверное, это было бы смешно, если б не было так грустно. Он силился вспомнить, приходилось ли ему хоть раз пробовать настоящее домашнее печенье с корицей или без, хотя бы на одно домашнее Рождество – и не мог. Он терялся в бесконечных воспоминаниях, ни капли не раскрашенных новогодними красками, и задыхался, осознавая, что у него не просто не было праздника, а даже дома.
На него наталкивались спешащие по своим делам люди. «Стоит ли покупать бордовый свитер или серый будет практичнее». «Можно ли сэкономить на подарках знакомым с работы». «Возможно ли собраться всей семьей, если кузины смогут добраться до нас под Рождество». «Может, нужно было купить чуть больше плиток шоколада, на случай, если придет чуточку больше гостей и знакомых». «Выгодны ли эти вычурные дорогие гирлянды, или проще оставить бабушкины, год за годом освещавшие окна дома». Он слышал это и не мог понять, неужели эти вопросы вообще имеют ответы. Он не мог понять разницы между серым и бордовым, не понимал, какая разница, что светится в окне, не знал, каково это – принимать больше гостей. Он как будто оказался в другом мире, с которым он, вроде бы, был знаком еще в Стэнфорде. Но все оказалось иначе.
Он слышал легкие возгласы в свой адрес, даже вопросы о самочувствии, а сам разглядывал многочисленные этажи, радостные и озабоченные лица людей, смотрел на детей, занятых только тем, что им подарят на Рождество, и впервые не чувствовал, что то, что делал он всю жизнь до этого, действительно дало этим людям такую возможность. Он как будто замер на мгновение, но пережил больше, чем за всю жизнь. И он знал, что отец не был виноват в случившемся. Он знал, что его семья просто выиграла такой вот своеобразный джекпот – главную роль в огромном демонском плане. Он не думал о том, что это кому-то и зачем-то понадобилось, несмотря на то, что они действительно пытались. Но ответ был как всегда прост. Ради него они потеряли слишком много и многих, действительно веря в то, что сражаются со злом большим, чем сами люди. Но и у них, сверхъестественных, была своя судьба, и даже у той самой стервозной дамочки-Судьбы она тоже была. Они могли бы догадаться еще тогда, встретив Чака. Оно не было предсказано, скорее, они играли в ту самую игру, в которой было два выбора и ни одного. В которой они были запрограммированы сначала отцом, затем местью за него, а затем и призрачным обещанием уничтожить мир. Они не были властны жить как остальные с рождения, пока в ответе за них был отец. Теперь были слепы они. И сейчас, всего несколько недель спустя после того, как не стало Каса, их бесконечная гонка в ничто была остановлена. Он шагал вперед уже скорей по инерции, и с каждым шагом на него наваливалось все большее ощущение безысходности. Теперь он понимал, как вообще мог возникнуть спор о цвете свитера.
Он допил кофе, не чувствуя ни вкуса, ни температуры. И вдруг понял. В независимости от того, принесет он резистор или нет, выбор дальнейшего пути впервые не покажется ему простым. Он даже понятия не имел, что это может быть за выбор. Он лишь листал последнее время новости, но нечисть словно отлучилась связать носки или сварить глинтвейн. И осознавал, что ему не удастся отвлечь Дина в скором времени. А Дин пил. Днем он спал, а ночью пил, пил целеустремленно, не встречаясь глазами ни с одной красоткой в баре, да и номер предпочитал бару, смотрел в телевизор и не слышал ни одного из этих наигранных выдохов. Но, даже не делая ничего, он все еще требовал от Сэма. Дать десятку, сгонять в кафе, купить пива или что там еще. Он словно ушел в бесконечный цикл после смерти Каса, как если бы вдруг тоже понял, что этот путь и дальше заставит терять друзей и близких. Что если они вздумают играть и дальше, то проиграют все то немногое, что еще могут поставить на кон. Но не смогут в итоге поставить себя. Они столько раз пытались, но каждый раз возвращались, из Ада, из клетки, да откуда угодно, - и все еще сражались. Но сражались со своими призраками, навязывая любому нечеловеку его роль, заведомо уступая в силе, тратя столь дорогое, что от глупости этих поступков они даже выигрывали. Вряд ли Дин думал именно так, но сейчас именно это занимало голову Сэма.
Его затошнило. Он схватился за стол, в надежде хоть как-то удержаться от этого водоворота, ясно показавшего ему, что впереди нет смерти. Он не боялся ее, мог даже приготовить пиццу к Его приходу, но продолжать раз за разом играть в какую-то компьютерную аркаду просто не было смысла. В каждом мимо проходящем было больше жизни, чем в каждом из них, Винчестеров. Каждый их них в жизни сделал больше осознанных и правильных выборов, чем они. Они вздумали, будто давно установленный комфортный порядок жизни не для них, будто они и сами нелюди, будто могут играть в войнушку всю жизнь. Отец ведь не хотел для них этого. Он лишь боролся за свою любовь. Отомстить и уйти. А они ломанулись дальше. Сэм был слишком мал, чтобы понять, что Дин пошел дальше отца, что он видит в нем символ борьбы за безопасность и уют, и что он тоже должен посвятить свою жизнь борьбе. Но он забыл, что отец никогда не хотел этой жизни ни для себя, ни для детей. Что Мэри, дочь охотника, ни за что не позволила бы им думать только о ночах засады и всевозможном оружии. Она хотела видеть их успешными, женатыми и с детьми, с забитым одеждой шкафом, любимой собакой и огромной плазмой на стене.
Сам Сэм никогда не стремился убить всех монстров на свете. Детская мечта Дина, его ограниченность и преданность затмила ему глаза, но его младший брат был лишен сказок уже в детстве. Вспоминая Джессику, он понимал поступки отца, но мог и предсказать конец пути, к которому его приведет подобная месть. Он даже не думал о чужых клетках в своей крови, он лишь восстанавливал ту цепь решений, что привела его тогда в обычный мир. Отец не мог отпустить его, потерять, ведь за каждым углом прятались оборотни и иные существа, а Сэм верил – если бы они действительно были за каждым углом, катастроф случалось бы больше. Человечество вряд ли бы выжило. Он пытался объяснить отцу, что самым страшным существом на Земле все равно был, остается и будет человек. Отец не хотел слушать, не хотел, чтобы его проклятие настигло в один день и его сына, решив не давать ему полюбить вовсе. Но Сэм был упрям, слишком упрям, и он уехал, как казалось, навсегда. Увидел среди дворовой зелени кампуса Стэнфорда потрясающую девушку – и влюбился. Сейчас он жалел лишь о том, что подобные воспоминания омрачены тем, что их словно и не было. Он и Джессика никогда бы не встретились, если бы не бесконечные демоны. Он не имел прав лишать ее счастья, он всего лишь не смог уйти, не умел заметить, как что-то угрожает его счастью, был так же наивен, как и Дин. Он повторил ошибку отца, забыв свою прошлую жизнь сына охотника, как если бы самозащита приносила только плохое. И он до сих пор не знал, можно ли было предотвратить все, что случилось после.
Смотря на близняшек у огромного фирменного магазина Лего, деловито обсуждавших, что будет интереснее строить, он знал только то, что мог бы предотвратить сейчас. У них больше не осталось ни врагов, ни друзей, ничего, от чего бы они не защитились, не смогли спастись, не смогли спасти. Никого, кто знал про их роль, которую они давно и надежно провалили. В них просто не было никакого значения для мира, ни для кого бы то ни было еще. Они могли бы начать новую жизнь, ходить по магазинам и покупать детям игрушки, праздновать Рождество в своих домах. Но его несмелые и еще смутные надежды не могли врать. Он не представлял себе девушку, которая смогла бы быть с ним до конца и не знать всего, что случилось. Не представлял, как рассказать о некоторых своих психологических особенностях, например, поющего падшего ангела в своей голове… Как жить с ней и врать каждый день? Ей, ее семье, своим детям, соседям, что он нормальный, и притворяться, что он видел нечто более значимое, нежели надувной Санта-Клаус размером с дом.
Безнадежность снова накрыла его с головой, пока он скользил взглядом по проходящим мимо людям. Мысли о том, что все, возможно, бесполезно, постепенно накрывали плотным одеялом любые надежды, и он почти готов был готов вернуться в мотель и сделать вид, что ничего не изменилось. Он оглядывал людей, едва ли запоминая черты их лица, едва ли замечая чужую радость.
И вдруг - яркая вспышка. Что-то неуловимо знакомое, что он давно забыл, там, за спинами людей, у магазина игрушек, он едва успел заметить. Он привстал за столом, повторяя взглядом недавний путь, и снова что-то за яркими свитерами и шарфами отдало чем-то знакомым, что он никак не мог определить. Он выскочил из арки кофейни, забыв заплатить, натолкнулся на почтенную пожилую леди, извинился, и бросился дальше, расталкивая людей и пытаясь понять, один ли это из монстров, угрожавших детям в универмаге.
Он оттолкнул худенькую светловолосую девушку в шапке с глазками и ушками какого-то животного и замер.
Маленькая девочка, пяти или шести лет, серьезно разглядывала огромную витрину с настоящим разноцветным королевством за ней, построенным энтузиастами-менеджерами, работающими в фирменном магазине. Она теребила замотанный вокруг горла вязаный шарф и зачарованно следила за единорогом, скачущим вдоль витрины по построенной дороге с лего-деревьями. Позади отчаянные рыцари сражались с огромным драконом, привлекающим, в свою очередь, мальчишек всех возрастов. Девочка тянулась в магазин, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, так что шуршали непродуваемые в тон куртке штаны, но она вряд ли отличалась от других детей.
Мужчина, сидящий на корточках перед ней, пытающийся удержать на коленках свою темно-зеленую куртку, и в то же время маленькую сумочку с цветочками, одновременно развязывал хитроумный узел на шапочке с красивым серебрящимся на свету бантиком. Наконец ему удалось справиться с пушистыми помпончиками на концах, и он даже ловко перехватил конец шарфа, прежде чем девочка ринулась с места прямо вглубь магазина. Он улыбнулся и выпрямился, убирая шапку в сумку. И, наверное, он тоже не отличался от других пап в универмаге, если бы Сэм точно не знал… Что он никак не может быть папой.
Габриэль, ослабивший собственный темно-коричневый шарф, убрал с лица светлые волосы, поднимая с пола яркий синий пакет с белой надписью какого-то известного маркета, и собирался догнать уже скрывшуюся из виду девочку.
Сэм даже не думал окликать его. Он просто не верил. Подозревал, что обознался, что это мог быть какой-нибудь родственник весселя Габриэля, что тот все еще мог остаться в живых очередной раз. Он просто бежал сквозь толпу, практически так, как на любой из операций, надеясь нагнать его до магазина, чтобы собственные надежды опознать кого-то, знавшего его хоть каким-то образом, тут же были сметены толпой. Чтобы он мог забыть собственную глупость, когда не признал черт лица, с легкостью отпустил и вернулся дальше. Куда, зачем, почему архангел мог бы этому помешать, он почему-то думать не стал.
Несколько шагов, шаг, он нерешительно положил ладонь на плечо, разглядывая светлую макушку, готовясь принять любой из ответов.
- А если бы не я был, а кто попугливее? – проворчал ему знакомый ироничный голос, и Габриэль обернулся, не оставляя ни капли сомнений. Он смотрел на него как-то просто, без лишнего удивления, как будто встреча вроде бы мертвого архангела и несостоявшегося вместилища его брата в торговом центре – абсолютно нормальная вещь. Как будто они не виделись день-два, а не несколько лет. Как будто вообще когда-то общались так, чтобы могли просто поприветствовать друг друга в магазине. Хотя колом в грудь они тоже его уже приветствовали. – Оборачиваешься, а там такой лось.
Сэм не думал над тем, что ответить. Он даже еще не осознал до конца, что перед ним – кажется мертвый архангел. Что-то в его лице неуловимо изменилось, как будто оно утратило бесконечно хитрое изображение, и вполне было готово изобразить настоящую улыбку, как будто он, как человек, думал о тысяче мелочей сразу, как будто каждая черта и впрямь принадлежала ему, а не жившему когда-то давно другому человеку. Он с легким интересом смотрел на него снизу вверх, без вызова, свойственного ему, без притязания на место в жизни, без требования признать героем и подарить шоколадку. Он стоял так близко, что можно было заключить одно жизненно важное отличие. От него даже не пахло ни конфетами, ни шоколадом.
- Кто про что, а сладкоежка про диатез, - спокойно прокомментировал Габриэль, внимательно следя за каждой реакцией и каждым новым открытием, отражавшихся на мимике Сэма. – Или мы обнимемся, или ты отойдешь. А то люди интересуются высоким и еще ниже.
- Ты же умер, оставив нам порно, - наконец вырвалась наружу часть возмущения Сэма.
- Тебя что из этого больше огорчает? – хмыкнул Габриэль. Оглянувшись, он снова поставил пакет на пол и все-таки обнял его.
Удивляться Сэму уже все равно было некуда, поэтому он послушно обнял маленького архангела в ответ, склонившись на добрую голову. От него в самом деле слабо пахло нормальным человеческим одеколоном, да и свитер под его ладонями был куплен точно не в первом магазине. Он выглядел так, как будто был…человеком. Но истинное желание не оставаться без ответа все-таки вызывал, поэтому решивший справится с удивлением потом Сэм произнес довольно уверенно, как ему показалось:
- То, что опять бесславно сделал вид, что погиб, - отпускать, однако, не хотелось. Хотя бы чтобы не смотреть в глаза и не открывать того, что Габриэль появился в нужный момент сомнений. Не то, чтобы у Сэма вообще не у кого было спросить совета, просто давать ему повод для излюбленной темы зависимости братьев не хотелось. Или просто не хотелось прекращать чувствовать, что ему как-то не очень осознанно, но рады.
- В следующий раз я скину тебе смску, что жив, - Габриэль отпустил его и обеспокоенно оглянулся на вход в магазин. – Если ты не собираешься прямо сейчас испробовать на мне что-нибудь поновее кола и амбициозного младшего брата, то, если ты не против, мне не хотелось бы потерять Ханну из вида.
Сэм кивнул. Девочка ему не показалась, но огорошило противоречивое представление Габриэля, которого он и помнил как ребенка, заботящегося о другом ребенке. Он из любопытства пошел следом, не переставая разглядывать в самом деле дорогой свитер, под который была одета светлая кремовая рубашка, которую тоже нужно было осознанно выбирать. Выходило, что Габриэль в самом деле иногда ходил по магазинам, причем подобрав даже коричневые аккуратные ботинки. Как если бы в самом деле был человеком.
Они обнаружили девочку в центре зала, перед еще одним огромным городом. С гаванью, аэропортом, госпиталем и пожарной станцией, узкими улочками и бесконечным числом знакомых желтых человечков. В городе что-то постоянно двигалось, в окнах включались и выключались лампочки, на площади на елке из тех же деталек горели по очереди настоящие гирлянды, а под стеклом над зданиями летал радиоуправляемый вертолет. Она оживленно спорила с несколькими мальчишками о том, что вертолет можно посадить на верх госпиталя с нарисованной там площадкой. Она раскраснелась, золотые волосы, завязанные в кудрявые хвостики, мокрые, приклеились ко лбу.
- Ханна, - негромко позвал ее Габриэль, но девочка посмотрела в его сторону прежде, чем он открыл рот. Она смотрела на него закрытыми глазами, казалось, что она закрыла их на секундочку, но любому задержавшему на ней взгляд дольше нескольких секунд становилось ясно.
Она была слепа.
Она подбежала к нему, не чувствуя смущения от того, что не видит его. Она подняла голову и словно бы взглянула на Сэма, как если бы дейстивтельно видела, а потом безошибочно повернула голову в сторону Габриэля, начиная быстро-быстро тараторить, пока ее не оборвали:
- Можно мне пожалуйста еще пять минут, я только попрошу у того мальчика посадить вертолет на госпиталь, и мы пойдем, - она сложила руки на груди, но потом, правда, ладонью убрала мокрые пряди со лба, ожидая любого ответа.
- Подержи, пожалуйста, - архангел пихнул ему в руки куртку, а сам снова опустился на корточки, снимая с плеч девочки куртку. – Тебе не стоит обращать на себя внимание, Хани, - заметил он, сложил куртку у себя на коленях, заботливо расстегнул полосатую разноцветную кофточку. – Мы будем ждать тебя здесь. Прояви вежливость.
- Я найду, а с тобой потом разберусь, - кивнула она Сэму, улыбнулась и бросилась бежать обратно, удивительно безошибочно оббегая не замечающих ее людей.
- Почему на нее... – удивленно начал Сэм. В его голове роились тысячи вопросов, один за другим, начиная с самого главного – зачем Габриэлю эта девочка.
- Никто не обращает внимания? А как ты видишь слепую маленькую девочку, Сэм? – в ответ спросил его Габриэль, забирая у него куртку. Он то и дело поглядывал в сторону работника магазина, но тот ничем не выдавал своего удивления, стоял в окружении детишек и заставлял вертолет выписывать какие-то круги в воздухе.
- Наверное, как за руку идущую с родителями… - начал Винчестер и тут же закончил, осознав всю глупость вопроса. Ему ли не знать, насколько люди перестают замечать то, что буквально пробегает у них перед носом, но подмечают любую незначительную деталь. Кто заподозрит в уверенно бегущей малышке с закрытыми глазами слепую?
- Она не видит, просто чувствует окружающее пространство на фантастическом уровне. Она почти как ангел, - уже тише добавил он, безошибочно находя Ханну в толпе. Она не привлекала внимания, но словно бы направляла всеобщий спор. – Ангелы чувствуют так же.
Ханна, удовлетворенно кивнув сразу же, как только вертолет совершил удачную посадку, с достоинством приняла у побежденных шоколадное яйцо и бросилась обратно к ним, точно так же уверенно оббегая по разным траекториям случайных покупателей. Но на этот раз она не останавливалась. Она неслась прямо на них, с сосредоточенным лицом, сжимая в руке заветное яйцо. Буквально мгновение, и она оказалась на руках Габриэля, и уже деловито вертела в руках приз, словно раздумывая.
- Если мы еще пойдем в магазин, то можно я съем сейчас, а к обеду уже буду нормальная? – спросила она, серьезно поглядывая на архангела. Тот изобразил минутную задумчивость, но затем преувеличенно серьезно кивнул и скрыл улыбку. Он поправил на ее плече лямку комбинезона, и стоявшие кучкой молодые мамы в нескольких стеллажах от них умиленно вздохнули.
Сэм пообещал себе не пытаться разгадать загадку нового архангела. Отчего-то ему казалось, что тому не понравится, если Винчестер проявит подобный интерес к его жизни, которая, возможно, не имела связи с прошлым Габриэлем, который так запомнился обоим братьям. Этот человек, бережно прижимающий к себе слепую девочку, именно человек, никак не ассоциировался с тем, кто раз за разом убивал его брата ради того, чтобы что-то доказать. Видел ли он в Сэме и Дине себя и одного из архангелов, почему он не погиб, почему сейчас живет как человек – это неожиданно стало целью Сэма и обязательно, чтобы Габриэль сам рассказал ему. Но тот был занят, слушая болтовню Ханны о том, что если есть вертолет и есть площадка, то он должен на нее сесть. Он даже не обратил внимания ни на одну из восхищенных молодых мам, что отменяло одну из первых теорий Сэма.
- Мы же договорились, что ревизию игрушечных проводить не будем? – напомнил архангел девочке, увлеченно доедавшей двусторонний шоколад, не обращая внимания на игрушку. – И ты обещала разобраться с Сэмом.
Она кивнула, вытащила из кармана комбинезона платочек, вытерла руки и протянула их к Сэму. Она не выглядела настолько взрослой, насколько говорила, была худенькой и невысокой, что вполне позволяло носить ее на руках, чем она и пользовалась. Сэм неуверенно перехватил ее под колени одной рукой, смущенно разглядывая курносый носик и веснушки на пухлых щеках.
- Привет, Сэм, я Ханна, а для продолжительных и плодотворных отношений можешь пожертвовать шоколадку, - важно произнесла она, и с каждым ее словом лицо Сэма все больше вытягивалось от удивления.
- Кого-то ты мне да напоминаешь, - пробормотал он, пожимая маленькую ладошку. – А я просто Сэм, без шоколадок, да и без отношений тоже.
- Подумаешь, все любят шоколад, - хмыкнул Габриэль, целенаправленно направляясь к огромному продуктовому с зеленой вывеской. Ханна удобно устроилась на руке Сэма, а он практически не чувствовал ее веса, так что взглянувший на них раз Габриэль не стал забирать ее.
- Не после того, как уже его съели, - парировал Сэм, ввязываясь в легкий спор. Ханна на его руках поглядывала по сторонам, явно захваченная новой высотой, потому особенного интереса к чужому человеку не проявляла, только попросила его подержать игрушку, что по наигранно-восхищенному выражению лица архангела можно было расценить, как величайший знак доверия.
- Ты не против пройтись с нами? – поинтересовался архангел, поглядывая на него исподлобья.
Он молчал. С одной стороны он отлично понимал, что время для светской встречи давно прошло, но с другой, он все еще был захвачен вопросом о том, как смог Габриэль при всей своей истории с сотворения мира жить обычной жизнью, водить девочку в магазины и вытирать измазанные щеки в шоколаде влажной салфеткой, черт знает как у него оказавшейся. Он не хотел признаваться себе – слишком многое он понял за один день – но этот вопрос помог бы ему решить собственные. Поэтому он почти был готов кивнуть, как Ханна опередила его.
- Он пойдет с нами, а потом заглянет на обед, правда, Сэмми? – потрепала его по волосам девочка, и неожиданно сам для себя Винчестер фыркнул, не то от знакомого прозвища, не то от того, что сама она легко рассмеялась, обнимая его за шею. Он впервые держал на руках ребенка, и тот впервые обнимал его так искренне.
- Думаю, зайдет, если ты перестанешь его смущать, - закончил Габриэль, легко улыбаясь и перехватывая из-под носа у пожилой четы тележку. Он предполагал, что Ханна устроится на специальном откидном сидении, но девочка отпускать Сэма не хотела, более того, потребовав посадить ее на шею. – Потолки сбивать будешь, - немного обиженно отозвался архангел и оттолкнул тележку в сторону, предпочтя ей корзину.
Они шли мимо рождественской выставки, замирая у каждого стенда. Сэм слушал, как Габриэль и Ханна переругиваются по поводу фиолетовых шариков, и ловил взгляды остальных покупателей, затем – по поводу звезды на елку, которую еще даже не купили, затем о гирлянде, мишуре и всем том, что вешают на елку. Убедить девочку, загоревшуюся идеей сделать самую красивую елку, оказалось трудно, и Габриэлю пришлось взять три коробки разных шариков, обещая ей, что вешать будет сама. У стенда с распродажей формочек для выпекания спор разгорелся сильнее, и тут уже был втянут Сэм, которому предполагалось решить главный вопрос: нужно ли печь кексы на Рождество. Он неопределенно кивнул, и два спорщика разочарованно отвернулись от него. Это, впрочем, дало ему отличную возможность подумать о том, как мог один из тех, кто присутствовал при создании людей, стоять и спорить о том, хватит ли печенья, или без кексов не обойтись. Задумавшись, он разглядывал архангела, удивляясь, почему никогда не присматривался. То, каким он его помнил, тот смутный образ, основанный больше на поведении и впечатлении, исчез, а на его месте возникли вполне человеческие морщины на лбу, покрасневшие глаза привычного светло-карего цвета и абсолютно спокойное поведение. Как если бы он повзрослел. Если так в самом деле можно было сказать об одном из самых старших существ на планете.
- Ой, - Сэм потер ушибленную макушку, о которую Ханна с непоколебимым видом стукнула кулачком.
- А если к нам придет Сэм, то одного печенья будет точно мало, - выдала она последний свой аргумент и с любопытством уставилась сразу на обоих, ожидая реакции на такое смелое предложение. Со стороны архангела не последовало ни согласия, ни возмущения, он просто переадресовал право решать замершему на месте Винчестеру, смущенно потирающего шею, уставшую от веса больно активной малышки.
- Там будет видно, - не решился он сразу, не представляя, как может решить на несколько недель вперед, когда еще вчера не знал, что сегодня захочет изменить свою жизнь и случайно встретится с Габриэлем, выбивающим его из колеи своей привязанностью к маленькой девочке. К тому же у него все еще был Дин, и он все еще был в бедствующем положении.
Они справились с покупками довольно быстро. Габриэль достал из кармана сложенный листочек, после чего Сэм был вынужден принять участие в странном забеге по всему магазину в поисках необходимых продуктов, сначала задерживаясь перед холодильником и не понимая, какая разница во всех этих йогуртах, а потом решив брать то, что взял бы сам. Ханна, глядя на него невидящими глазами, все равно оставляла чувство брошенного вызова, улыбалась ему и бежала быстрее, получив от Габриэля новое задание. Архангел улыбался и едва успевал отмечать то, что уже было взято. На середине дистанции оказалось, что корзинки все-таки было мало. Право сбегать за корзинкой Ханна тоже решила без боя не отдавать, и Сэм, ощущая себя на редкость пусть и глупо, но весело, бежал вслед за девочкой, позволяя ей лидерствовать, и в то же время следя за тем, чтобы ее не толкнули. Она волшебным образом помнила каждый поворот от входа, чувствовала проходящих мимо покупателей заранее и умудрялась не попадаться под колеса громыхающих тележек. Но взять одну из них малышке не позволяли, не обращая на девочку никакого внимания, разбирали тележки до тех пор, пока одну из них не отвоевал подбежавший Сэм. Он снял тяжелую куртку и бросил ее в тележку, а потом повернулся к Ханне. Она с задумчивым видом поглядывала то на него, то на тележку. Сэм нерешительно опустился на корточки, протягивая руки. Такое важное решение, впрочем, было принято почти сразу же, и вот они уже вновь бежали обратно: Сэм, толкая вперед тележку и проявляя чудеса ловкости, пробираясь сквозь толпу, недовольно глядевшую им вслед, а Ханна, широко раскинув руки, весело смеялась, радуясь большой скорости. Они едва успели затормозить перед чуточку удивленным Габриэлем, замершим с упаковкой сыра в руках. Он смотрел на приближающуюся тележку, на раскрасневшегося Сэма и на смеющуюся Ханну, и только покачал головой, медленно поднимая с пола корзинку и делая шаг назад, пропуская разогнавшихся не на шутку гонщиков.
- А Сэм будет с нами обедать? – болтая ногами в воздухе, спросила она аккуратно раскладывавшего в тележку продукты Габриэля. Тот снова не высказал никакой реакции и только с любопытством посмотрел на Винчестера. Тот мельком подумал, что твердо решив несколько часов назад решать все так, чтобы было непредсказуемо, не знал, что решать придется прямо сейчас. Но желудок думал быстрее, и невнятное бурчание было принято как согласие. Сэм покраснел и отмахнулся от хитро ухмыльнувшихся друг другу мужчины и девочки, и посмотрел по сторонам. Скользившие по ним взгляды покупателей неожиданно заставили его посмотреть на них со стороны.
Они стояли с полной тележкой у совершенно непопулярного холодильника, болтая и улыбаясь друг другу, в основном – маленькой девочке, чувствовавшей себя явно на своем месте. Он сам стоял, облокотившись руками на ручку тележки, из-за чего ему пришлось изрядно наклониться, и наблюдал за тем, как Габриэль со вздохом снимает с раскрасневшейся от бега Ханны еще и кофточку на пуговицах, оставляя ее в зеленом бадлоне. Наверное, они выглядели почти как нормальные люди.
Касса, у которой Сэм никогда не стоял так долго, ожидая, пока пробьют покупки, как выяснилось, по планам абсолютно на всю неделю. Он не знал, что ему делать до тех пор, пока Габриэль не пихнул его в проход, расстилая пакеты и складывая с них продукты с ленты. Он схватился за еще один, решив, что стоять столбом рядом как-то не очень удобно. Но и то, как следует складывать такое количество разной всячины в пакеты, он, как оказалось, не знал. В основном ему приходилось складывать только спортивные сумки с кое-какой одеждой, да десятками видов оружия, но как сложить молоко и йогурты, одно квадратное, а другое круглое – эта загадка оказалась труднее сразу же, как он заметил избирательность Габриэля. Сложив в пакет приехавшие к нему продукты примерно так же, и перегрузив их в тележку, его осенило одним интересным замечанием.
Он не знал, откуда у Габриэля были деньги. Он расплачивался с кассиршей наличными, улыбаясь ей, а она, усталая от целого дня работы, ему, принимала деньги и выдавала чек гораздо быстрее, чем всем остальным.
- Боюсь, тебе бы все равно пришлось к нам зайти, - вздохнул архангел, оглядев шесть набитых пакетов. – Понятия не имею, как неволшебным образом дотащить это до дома.
Ханна, доевшая леденец в рекордные сроки, сонно моргала и лениво натягивала шапку, пока взрослые рядом с ней разбирались с проблемой – как достать все куртки из-под пакетов и ничего при этом не выронить. Наконец, разрешили самым простым способом – Сэму пришлось поднять четыре из них, чтобы Габриэль вытащил сразу все.
- Можешь спросить, я не собираюсь врать, - нарушил молчание уже позже в пойманном такси Габриэль, чей голос звучал несколько глухо от намотанного на горло клетчатого шарфа. На его руках спала Ханна, уткнувшись в его куртку и вытянувшись не только на его колени, но и на колени Сэма, неведомо как заставив их сесть совсем рядом друг с другом. – О возрасте буду кокетничать, правда.
- Ты ограбил банк? – даже в своем воображении спросить у архангела при всем желании «Ты где-то работаешь?» было очень трудно и почему-то очень забавно.
- Нет, но я польщен, - хмыкнул Габриэль в ответ, натягивая на уши темную шапку и заправляя под нее волосы. В машине, несмотря на работающую печку, все равно было прохладно. Или же тепло здесь предоставлялось исключительно водителю, но прохлада ощущалась немеющими кончиками пальцев и теряющему чувствительность носу. – Я работаю. В издательстве, и нет, не ем маленьких детей на показ и не предрекаю конец света, - Ханна заворочалась на его руках, и он прижал ее к себе сильнее, чтобы собственным теплом не дать замерзнуть. – Только критикую, ничего больше.
Сэм кивнул. Настолько простое объяснение показалось ему настолько же правильным, что все ощущение чего-то нереалистичного разом исчезло, как если бы раз архангел мог работать критиком, то почему бы ему не сидеть здесь рядом и не обнимать человеческую девочку, приглашая его на обед?
- И по поводу обеда, - он смотрел в запотевшее окно. – Если тебе нужно в очередной раз попытаться спасти мир, то ничего страшного.
- Мир никогда в нас и не нуждался, так что я бы не отказался, - посмотрел Сэм в свое окно, представив бумажный пакет с некачественным гамбургером, за которым нужно было бы идти на другой теперь конец города по снежной метели. В темноте и холоде, когда он как назло забыл шапку, представив и то, как снова потеряет аппетит, увидев нездоровый цвет лица Дина, превращающегося в собственную тень. Нет, он не хотел бежать от проблем брата. Просто хотел хоть раз не зависеть от них настолько, чтобы лишать себя, может быть, достаточно вкусного обеда пусть даже в обществе бывшего врага. Пожалуй, нормальным на фоне этого ему никогда не стать.
- Я слишком многое пропустил, видимо, - понимающе кивнул Габриэль. Он поудобнее перехватил Ханну и отсел ближе к двери еще перед тем, как таксист затормозил.
- Будет нетрудно рассказать, - зачем-то произнес Сэм, отсаживаясь к своей двери. Архангел обернулся на него на секунду, но ничего не сказал, открывая дверь.
Он оставил пакеты в прихожей, не решаясь пройти дальше. Героически схватив все шесть, он прокатился по маленькому катку на дорожке, не заметив ее в темноте, и чудом удержав равновесие, поднялся по лестнице на крыльцо и зашел в уже освещенную прихожую. Здесь было достаточно места для того, чтобы зайти и раздеться, но не больше, тем более не поместились бы шесть пакетов, не мешая при этом самому Сэму. Он бы мог поставить их чуть дальше, у арки у лестницы на второй этаж, но неожиданно еще более сложный выбор – снимать ботинки или нет – настиг его прямо у зеркала. Он разглядывал пальто на вешалке и маленькую осеннюю куртку, длинный зонтик и кепочку на полочке, узкое зеркало во весь рост и маленькие полочки рядом, с корзиной для ключей и разноцветными напоминалками, с забытыми синими резинками и перчатками, часами и неразобранной почтой, газетами на маленьком пуфике для сумок. Он обернулся, чтобы хотя бы закрыть дверь, чтобы не выхолаживать тепло дома, но не смог оторвать взгляда от самой обычной и менее ожидаемой в доме архангела занавески на окне над дверью.
- Поможешь мне, - с этими словами Габриэль сбежал с лестницы, привычно, не смотря под ноги, давно не в первый раз, что все-таки заставляло примиряться с тем, что у него есть свой дом, расстегивая на ходу куртку и еще не смотря на уже принесенные пакеты. – О, ты уже, - он поднял взгляд и удивленно наморщил лоб.
Теперь, когда Ханны не было, и не на кого было отвлекаться, Сэм почти почувствовал неловкость между ними. Не было ничего из прошлого, что оправдало бы его приход сюда, ему не следовало даже ходить с ними по магазинам, несмотря на то, что он никогда не бегал по магазину наперегонки. Он почти забыл о бесконечных охотах, когда ловил девочку по рядам во время ее кратковременного протеста против запрета на покупку конфет. Она испробовала все варианты, и даже Сэм бы сдался, но Габриэль оставался неумолим и не собирался покупать сладкое, ломая окончательно все представления о себе в глазах Сэма. Нежелание покупать сладкое, с другой стороны, казалось вполне логичным поступком с его нынешним изменением жизни. Если бы Сэм неожиданно купил себе дом в другом конце Штатов и устроился на работу, он отказался бы от оружия, никогда бы не ходил в сети быстрого питания и никогда бы не смотрел фантастику. Только бы не вспоминать лишний раз то, на что он убил важнейшую для других людей часть своей жизни. Многие, сидя в офисах, думали о том, что они в жизни не сделали ничего, и от этого казались несчастливыми. А Сэм, зная, что он сделал слишком много, правильного или нет, отчаянно им завидовал. Со стороны отчаянного желания замедлить темп своей жизни после бурного прошлого Винчестер архангела понимал, так что основная проблема общения оставалась только в том, кем его теперь воспринимать.
Он повесил куртку на последний крючок, все еще не представляя, что это может быть реальностью, и в то же время понимая, что все это гораздо реальнее, чем он сам. Крутившийся рядом Габриэль успел снять и куртку, и шарф, и кинуть новые газеты на бежевый пуфик, но не уходил, словно бы оценивая реакцию Сэма. А тот просто не знал, как следовало отреагировать. Ему просто нравился этот дом, где-то недалеко от центра, но и не столь близко, чтобы был слышен шум города, нравилось и то, что Габриэль себя в нем отлично чувствовал, целиком и полностью отдавая себя бытовым мелочам.
- Я бы сказал «чувствуй себя как дома», но это не тот случай, правда? – он улыбнулся и пихнул его дальше по коридору, беря себе три пакета и намеренно пристраивая Сэма к делу. Пребывавший в лирическом настроении еще с собственного озарения в кафе, он вполне мог простоять в прихожей еще полчаса, раздумывая ни о чем.
- Как если бы был дома, - пожал плечами Сэм, проходя в соседнюю с прихожей комнату, оказавшуюся сразу и столовой, и гостиной, и кухней. Вместе с тем не создавалось впечатления тесноты или неразделенности, скорее это было почти уютно и абсолютно удобно для мужчины и маленького ребенка. Хотя и не очень обычно было видеть висящую корзину с фруктами на полупилоне, выступающем из стены как раз там, где стойкой отделялась кухня от «столовой». «Столовая» представляла собой прямоугольный стол с необычными ножками разных оттенков коричневого, стоявший перпендикулярно большому окну, выходившему на перекресток за обнаженной в зимнее время оградой. Удобные стулья вокруг стола и квадратная тарелка с фруктами, на ступеньку ниже располагалась «гостиная», с необычной формы диваном, журнальным столиком, двумя креслами и небольшим телевизором, стоящим так, чтобы можно было смотреть его и за едой за столом. Рядом с окном за креслом был устроен небольшой камин, сложенный из красивого серого камня, а по другую сторону – книжный шкаф. На столе стоял закрытый ноутбук, несколько внушительных распечаток и забытые очки, а по другую сторону – разбросанные карандаши и фломастеры, стакан с раскрашенной водой с замоченными кисточками и много-много ярких листочков. Они привлекли внимание Сэма гораздо больше, чем все остальное в комнате. Он мог смириться с объяснением того, как бодро бегала Ханна по незнакомым местам, но представить ее рисующей он мог с трудом. Он подошел к столу, поставил пакеты рядом с ним и взял в руки один из высохших уже листков, с однотонно голубым небом, слегка кривоватой фигурой Санта-Клауса, саней и оленей в одном силуэте, с маленьким домиком, чем-то похожим на этот, и далекой дорогой, почему-то уходящей в небо, с множеством фонарей и прямоугольниками на колесах, изображавшими машины. Он мог понять, как девочка чувствовала объекты на ее пути, но как она могла различать цвета того, чего никогда не видела, а тем более выбирать их и рисовать именно ими…Она беспокоила его сильнее, чем разом поменявший свою жизнь Габриэль. Количество загадок и тайн этого дома росло с каждой минутой, и Сэм не удивился бы, если бы ему рассказали про какие-нибудь скелеты в шкафу. Но вместо этого Габриэль легко спрыгнул с возвышения, на котором располагалась «кухня», стянул свитер и бросил его на диван. Он открыл ноутбук и, щурясь, что-то на нем посмотрел.
- Она далеко не обычная девочка, да? – рискнул спросил Сэм, все еще держа в руках рисунок.
- Я не знаю. Она человек, я проверял это долгое время, но возможно, что ее отцом или матерью был один из ангелов. Это практически невозможно выяснить, - сперва взглянув на листок, а затем, пожав плечами, ответил Габриэль и закрыл ноутбук. Сэм ожидал любого ответа, кроме такого – прямого и почти полного, который объяснял бы почти все. И он ничего не мог с собой поделать – открытый ответ рождал желание задавать вопросы еще и еще, не стесняясь своего любопытства.
- Как ты…?
- О, я просто чудесно, - не мог не подколоть он, собирая фломастеры и карандаши в пенал с ушками и хвостиком. Валяющиеся рядом с компьютером очки он довольно бережно сложил и зацепил за застегнутую вторую пуговицу рубашки. Потом, не выдержав долгого и любопытствующего втрое сильнее взгляда Сэма, он вздохнул и сел на стул, выжидательно посмотрев в ответ. Отодвинув соседний стул, Сэм тоже сел, приготовившись внимательно слушать. Неожиданное фырканье заставило его непонимающе нахмуриться. – Ты с таким видом сидишь, как будто я тебе тайну Мироздания рассказывать буду, - улыбнулся Габриэль, сев не как нормальный человек, а как ребенок, опершись руками на угол стула и чуть склонившись вперед.
- А можешь? – недоверчиво поинтересовался Винчестер, опершись рукой о стол и удобно пристроив щеку.
- Тогда это были взрослые папины дела, я ее не помню, - совершенно беззаботно отозвался Габриэль, как будто это было абсолютно обыденное дело – не помнить тайну создания мира, потому что тогда еще даже летать не умел. Уметь летать ведь тоже обыденное дело. – И не думаю, что она была сложнее стратегии ваших Макдональдсов – тома почище истории Второй Мировой!
Сэм молчал, смотря на него с терпеливым ожиданием, как будто в его глазах способность архангела отвлекаться была только плохой привычкой, лучшая тактика борьбы с которой – просто переждать. На самом деле она такой и была, просто слишком давно они расстались в конференц-зале «Елисейских полей», чтобы Сэм помнил все и сразу.
- Ну хорошо, одним очень дождливым днем нарисовался я перед одним отелем… - Он осекся, наткнувшись на многозначительный взгляд Сэма. - Ладно-ладно, в этом тоже нет ничего необычного, - покачал головой Габриэль, возведя глаза к потолку. – Просто сначала меня убил мой любимый младший брат со слезами на глазах, потом я ничего не помнил, снова ничего не помнил, потом было слегка больно – ну как слегка…Когда тебе вырвали оба крыла, причем по одному перышку в течение многих часов, а потом еще и изрядно побили, как если бы ты вообще мог чувствовать побои, в общем, при этом я валялся на снегу, и было чертовски холодно, потому что меня вроде как забыли одеть, и мокро, потому что я изрядно полил все вокруг литрами крови. Во мне не было ни капли силы, мало того, я даже встать не мог, потому что вообще не знал, как, да и сил вроде как не было. А еще я неожиданно узнал, что такое все человеческие потребности в целом, так что выглядел я не очень впечатляюще. Наверное, и счастье, что меня нашла Ханна – а я не говорил, что меня выбросило прямо во двор детского дома – так что еще и в кусты, где тоже было не очень приятно умирать, - и со своей командой умудрилась достать меня оттуда, спрятать где-то на чердаке, и те недели я помню довольно плохо, так что если вкратце, я практически месяц валялся без памяти, а она заботилась обо мне, насколько может заботиться девочка, попавшая в детский дом. Потом я сумел выбраться. Потом туда-сюда, мне удалось достать немного денег, устроиться – потому что я, оказывается, стал человеком не ради прикола, а полностью, и было слегка паршиво еще несколько месяцев, но пришлось привыкать, я случайно устроился в это издательство, потом заработал так, чтобы не жить в детском доме, но все равно приходил туда каждый день. Так что в один день я узнал, что могу забирать Ханну на несколько дней ввиду своего несемейного положения, и вот мы здесь живем почти год таким образом.
- Но сколько ей тогда лет? – не совсем представлявший всю историю из такого весьма размытого описания, спросил Сэм, пытаясь понять, как смог разобраться в их мире Габриэль, оказавшийся без каких-либо денег и знакомств, да еще и в подобном плачевном состоянии.
-Шесть, - и с этими словами Габриэль встал со стула, показывая, что время рассказов окончено, и забрал пакеты у Сэма. Тот все еще с трудом верил, что подобное могло каким-то образом произойти.
Габриэль, видимо, это отлично понимал.
Поэтому он бросил пакеты у стойки и оставил очки на ней, положив как можно дальше от края столешницы. Он расстегнул вторую пуговицу, третью, четвертую – до тех пор, пока не спустил ее с плеч так, чтобы была видна спина.
Два огромных параллельных шрама, все еще красных и не производящих впечатления заживших, пересекали его спину от лопаток и ниже, показывая, насколько велики были его крылья. Если они не зажили и год спустя, трудно было представить, какую боль они причиняли первые месяцы. Рваные края, так и не зашитые, а потом зажившие как попало, темнели, а кожа вокруг покраснела так, что должна была вызывать порядочную огненную боль. Потерять то, что составляло значительную часть жизни, сил, личности – это была настолько нестерпимая боль, что, наверное, физическая отходила на второй план. Это выглядело настолько страшно, что Сэм задавался вопросом, могут ли подобные раны зажить вообще хоть когда-нибудь, с медицинской помощью или без.
Он сам не понял, зачем потянулся к почти зажившему началу, у угла лопатки, зачем коснулся и зачем провел вдоль. Он думал только о том, как это вообще можно пережить, и как после насильного избавления от подобной силы можно продолжать жить. Не то, что добиваться опеки над слепой девочкой и жить, критикуя какие-то чужие сказки. Видимо, Габриэль был не против прикосновения холодных рук – конец шрамов выглядел печальнее всего, и холод успокаивал боль хотя бы ненадолго.
- Не делай из этого трагедию, привыкнуть можно ко всему, - недовольно проворчал Габриэль, даже не оглянувшись, и поспешно натянул рубашку обратно на плечи, застегивая ее. – Надо думать об этом как об очередном приключении, только и всего.
- Которое рано или поздно закончится смертью? – спросил Сэм. Он помнил о том, что пришлось пережить Дину в Аду, но сейчас это казалось далеким и совсем не таким. Это тоже была боль, но от нее было легко отказаться, осознавая, что она была дана по ошибке. Он пережил ее не на своем теле, а где-то далеко, не в силах отказаться, но и забыл ее с той же легкостью, с которой выпивал банку пива. Он думал иногда о том, что Дин, возможно просто не показывает, но глядя на его беспечное житье, он понимал – скорее, просто не думает.
- Да, я умру когда-нибудь, должно быть, этому парню стукнуло тридцать, когда я его нашел, - он запустил руку в волосы, замер на секунду, думая о чем-то, а потом стал разбирать пакеты. – Значит, и мне сейчас примерно столько же, - он раскладывал продукты на столе, а, закончив, сворачивал пакет и убирал его в ящик.
- А ты не боишься? – Сэму пришлось подойти, чтобы не орать через всю комнату.
- Конечно, боюсь, - с удивлением обернулся к нему бывший архангел. – Разве есть что-то более страшное, чем умереть и оставить того, кем ты дорожишь, без присмотра? Я не могу оставить Ханну, сколько бы ей ни было лет. А разве ты бы не боялся оставлять Дина одного?
- Он бы справился, - не очень уверенно ответил Сэм, облокотившись о стойку и наблюдая за тем, как быстро продукты сортируются на нужные сейчас и на потом. Неожиданно разбор прекратился.
- Да у нас раздор на повестке дня, - присвистнул Габриэль и запрыгнул на стол, изображая готовность слушать, пожалуй, чересчур театрально, словно передразнивая самого Сэма несколько минут назад.
- Абсолютно ничего необычного, - не остался в долгу Сэм. – Мы потеряли Кастиэля. Больше нам некого терять.
- О, Кастиэля больше нет, - задумчиво повторил бывший архангел, покачивая ногами в воздухе. – Наверное, Дин это плохо переживает. И, наверное, поэтому ты делаешь все возможное, чтобы не возвращаться в мотель. Это можно понять, - он спрыгнул на пол. – Но тебе следовало бы приглядывать за ним. Опасное состояние, когда он корит себя за то, что не уберег ангела. Хотя вообще должно быть наоборот, но черт знает, почему на вас закон притяжения неправильно действует.
- Ты же сам сказал, зависимость погубит нас, - в свою очередь рванулся вперед Сэм, хватая за руку бывшего архангела и разворачивая к себе лицом. Он сомневался по поводу всего того, о чем успел подумать сегодня, и когда Габриэль – единственное подтверждение его призрачных надежд изменить жизнь – говорит ему, что он поступает неправильно…
- Зависимостью людей друг от друга мы звали любовь, - помолчав, ответил Габриэль. Потом зачем-то положил руки на плечи Сэма и притянул к себе, чтобы добавить шепотом. – Никогда не позволяй себе потерять тех, кто знает, через что ты прошел. Всем остальным придется врать.
- Даже врагов? – тут же спросил Винчестер, скрыв улыбку. Ему казалось, что воспринимать бывшего архангела стало гораздо проще.
- А врагов тем более, без них было бы скучно, - хмыкнул Габриэль, отпуская Сэма. Он смотрел на него с предложением, а Винчестер никогда не записывал его во враги. – Враги знают больше, чем думают.
И вручил ему овощечистку как символ перемирия. Возмущение на лице Сэма отразилось сразу.
- Меня только поесть пригласили, - тут же возмутился он, размахивая овощечисткой как оружием.
- А у нас, - Габриэль пихнул его в спину, - самообслуживание.
Продолжение
Автор: Sgt. Muck
Бета: curious_Cas
Пейринг: Сэм/Габриэль, Дин/Кастиэль, НЖП
Жанр: domestic, romance
Размер: макси
Статус: В процессе
Саммари: Рано или поздно на любой войне возникает один и тот же вопрос - а за что, в конце концов, мы сражаемся? Жизнь Винчестеров никогда не уходила с передовой, однако, проведя добрый десяток жизни в борьбе с монстрами, каждому из них приходится подумать о том, какой жизнь была бы после того, как последний монстр был бы убит. Но их собственная нормальная жизнь никогда не оставалась позади этих сражений, в безопасности, она менялась так же сильно, как сами Винчестеры, и в скором времени опасность представляют не оборотни, вампиры или перевертыши. Опасность - в них самих, потерявших все и всех во время этой бесконечной битвы
Предупреждение: ООС, АУ и таймлайн после момента повторного открытия Чистилища.
Благодарности: Огромное спасибо всем тем, кто брался читать по моей просьбе и высказывал свои мнения о незаконченных частях, в особенности Миссис Теннант-Симм и Sorano. Особенно я хотела бы сказать спасибо curious_Cas, героически взявшейся проверять столь большое произведение.
Часть I. Научи меня делать выбор
1.
«Люди верят. А потом отказываются брать на себя ответственность за то, во что они верят;
они создают, а потом не доверяют созданному.»
Нил Гейман, «Американские боги»
читать дальшеСэм бездумно стучал по пластиковому стакану с кофе, напоминающему по форме настоящую кружку. Он не знал, почему, торопясь забежать в радиомагазин, остановился прямо посередине торгового центра в разгар рождественской лихорадки и… словно потерялся. Он натолкнулся на одну из счастливых семей, держащую в руках тысячу пакетиков и свертков. В толстых куртках, вязаных свитерах с узором и тенью улыбки на лице они обсуждали, как проведут канун Рождества, и стоит ли добавлять в печенье корицу, а бабушке сделать отдельно. Неожиданно бытовой выбор, который никогда не приходилось делать Сэму, поставил не то, что главу семьи в тупик, но и его самого. Он замер, непонимающе моргая, и попытался понять сакральный смысл присутствия корицы в печенье. Все решения, что он принимал раньше, показались какими-то отдаленными, почти фэнтезийными. Наверное, это было бы смешно, если б не было так грустно. Он силился вспомнить, приходилось ли ему хоть раз пробовать настоящее домашнее печенье с корицей или без, хотя бы на одно домашнее Рождество – и не мог. Он терялся в бесконечных воспоминаниях, ни капли не раскрашенных новогодними красками, и задыхался, осознавая, что у него не просто не было праздника, а даже дома.
На него наталкивались спешащие по своим делам люди. «Стоит ли покупать бордовый свитер или серый будет практичнее». «Можно ли сэкономить на подарках знакомым с работы». «Возможно ли собраться всей семьей, если кузины смогут добраться до нас под Рождество». «Может, нужно было купить чуть больше плиток шоколада, на случай, если придет чуточку больше гостей и знакомых». «Выгодны ли эти вычурные дорогие гирлянды, или проще оставить бабушкины, год за годом освещавшие окна дома». Он слышал это и не мог понять, неужели эти вопросы вообще имеют ответы. Он не мог понять разницы между серым и бордовым, не понимал, какая разница, что светится в окне, не знал, каково это – принимать больше гостей. Он как будто оказался в другом мире, с которым он, вроде бы, был знаком еще в Стэнфорде. Но все оказалось иначе.
Он слышал легкие возгласы в свой адрес, даже вопросы о самочувствии, а сам разглядывал многочисленные этажи, радостные и озабоченные лица людей, смотрел на детей, занятых только тем, что им подарят на Рождество, и впервые не чувствовал, что то, что делал он всю жизнь до этого, действительно дало этим людям такую возможность. Он как будто замер на мгновение, но пережил больше, чем за всю жизнь. И он знал, что отец не был виноват в случившемся. Он знал, что его семья просто выиграла такой вот своеобразный джекпот – главную роль в огромном демонском плане. Он не думал о том, что это кому-то и зачем-то понадобилось, несмотря на то, что они действительно пытались. Но ответ был как всегда прост. Ради него они потеряли слишком много и многих, действительно веря в то, что сражаются со злом большим, чем сами люди. Но и у них, сверхъестественных, была своя судьба, и даже у той самой стервозной дамочки-Судьбы она тоже была. Они могли бы догадаться еще тогда, встретив Чака. Оно не было предсказано, скорее, они играли в ту самую игру, в которой было два выбора и ни одного. В которой они были запрограммированы сначала отцом, затем местью за него, а затем и призрачным обещанием уничтожить мир. Они не были властны жить как остальные с рождения, пока в ответе за них был отец. Теперь были слепы они. И сейчас, всего несколько недель спустя после того, как не стало Каса, их бесконечная гонка в ничто была остановлена. Он шагал вперед уже скорей по инерции, и с каждым шагом на него наваливалось все большее ощущение безысходности. Теперь он понимал, как вообще мог возникнуть спор о цвете свитера.
Он допил кофе, не чувствуя ни вкуса, ни температуры. И вдруг понял. В независимости от того, принесет он резистор или нет, выбор дальнейшего пути впервые не покажется ему простым. Он даже понятия не имел, что это может быть за выбор. Он лишь листал последнее время новости, но нечисть словно отлучилась связать носки или сварить глинтвейн. И осознавал, что ему не удастся отвлечь Дина в скором времени. А Дин пил. Днем он спал, а ночью пил, пил целеустремленно, не встречаясь глазами ни с одной красоткой в баре, да и номер предпочитал бару, смотрел в телевизор и не слышал ни одного из этих наигранных выдохов. Но, даже не делая ничего, он все еще требовал от Сэма. Дать десятку, сгонять в кафе, купить пива или что там еще. Он словно ушел в бесконечный цикл после смерти Каса, как если бы вдруг тоже понял, что этот путь и дальше заставит терять друзей и близких. Что если они вздумают играть и дальше, то проиграют все то немногое, что еще могут поставить на кон. Но не смогут в итоге поставить себя. Они столько раз пытались, но каждый раз возвращались, из Ада, из клетки, да откуда угодно, - и все еще сражались. Но сражались со своими призраками, навязывая любому нечеловеку его роль, заведомо уступая в силе, тратя столь дорогое, что от глупости этих поступков они даже выигрывали. Вряд ли Дин думал именно так, но сейчас именно это занимало голову Сэма.
Его затошнило. Он схватился за стол, в надежде хоть как-то удержаться от этого водоворота, ясно показавшего ему, что впереди нет смерти. Он не боялся ее, мог даже приготовить пиццу к Его приходу, но продолжать раз за разом играть в какую-то компьютерную аркаду просто не было смысла. В каждом мимо проходящем было больше жизни, чем в каждом из них, Винчестеров. Каждый их них в жизни сделал больше осознанных и правильных выборов, чем они. Они вздумали, будто давно установленный комфортный порядок жизни не для них, будто они и сами нелюди, будто могут играть в войнушку всю жизнь. Отец ведь не хотел для них этого. Он лишь боролся за свою любовь. Отомстить и уйти. А они ломанулись дальше. Сэм был слишком мал, чтобы понять, что Дин пошел дальше отца, что он видит в нем символ борьбы за безопасность и уют, и что он тоже должен посвятить свою жизнь борьбе. Но он забыл, что отец никогда не хотел этой жизни ни для себя, ни для детей. Что Мэри, дочь охотника, ни за что не позволила бы им думать только о ночах засады и всевозможном оружии. Она хотела видеть их успешными, женатыми и с детьми, с забитым одеждой шкафом, любимой собакой и огромной плазмой на стене.
Сам Сэм никогда не стремился убить всех монстров на свете. Детская мечта Дина, его ограниченность и преданность затмила ему глаза, но его младший брат был лишен сказок уже в детстве. Вспоминая Джессику, он понимал поступки отца, но мог и предсказать конец пути, к которому его приведет подобная месть. Он даже не думал о чужых клетках в своей крови, он лишь восстанавливал ту цепь решений, что привела его тогда в обычный мир. Отец не мог отпустить его, потерять, ведь за каждым углом прятались оборотни и иные существа, а Сэм верил – если бы они действительно были за каждым углом, катастроф случалось бы больше. Человечество вряд ли бы выжило. Он пытался объяснить отцу, что самым страшным существом на Земле все равно был, остается и будет человек. Отец не хотел слушать, не хотел, чтобы его проклятие настигло в один день и его сына, решив не давать ему полюбить вовсе. Но Сэм был упрям, слишком упрям, и он уехал, как казалось, навсегда. Увидел среди дворовой зелени кампуса Стэнфорда потрясающую девушку – и влюбился. Сейчас он жалел лишь о том, что подобные воспоминания омрачены тем, что их словно и не было. Он и Джессика никогда бы не встретились, если бы не бесконечные демоны. Он не имел прав лишать ее счастья, он всего лишь не смог уйти, не умел заметить, как что-то угрожает его счастью, был так же наивен, как и Дин. Он повторил ошибку отца, забыв свою прошлую жизнь сына охотника, как если бы самозащита приносила только плохое. И он до сих пор не знал, можно ли было предотвратить все, что случилось после.
Смотря на близняшек у огромного фирменного магазина Лего, деловито обсуждавших, что будет интереснее строить, он знал только то, что мог бы предотвратить сейчас. У них больше не осталось ни врагов, ни друзей, ничего, от чего бы они не защитились, не смогли спастись, не смогли спасти. Никого, кто знал про их роль, которую они давно и надежно провалили. В них просто не было никакого значения для мира, ни для кого бы то ни было еще. Они могли бы начать новую жизнь, ходить по магазинам и покупать детям игрушки, праздновать Рождество в своих домах. Но его несмелые и еще смутные надежды не могли врать. Он не представлял себе девушку, которая смогла бы быть с ним до конца и не знать всего, что случилось. Не представлял, как рассказать о некоторых своих психологических особенностях, например, поющего падшего ангела в своей голове… Как жить с ней и врать каждый день? Ей, ее семье, своим детям, соседям, что он нормальный, и притворяться, что он видел нечто более значимое, нежели надувной Санта-Клаус размером с дом.
Безнадежность снова накрыла его с головой, пока он скользил взглядом по проходящим мимо людям. Мысли о том, что все, возможно, бесполезно, постепенно накрывали плотным одеялом любые надежды, и он почти готов был готов вернуться в мотель и сделать вид, что ничего не изменилось. Он оглядывал людей, едва ли запоминая черты их лица, едва ли замечая чужую радость.
И вдруг - яркая вспышка. Что-то неуловимо знакомое, что он давно забыл, там, за спинами людей, у магазина игрушек, он едва успел заметить. Он привстал за столом, повторяя взглядом недавний путь, и снова что-то за яркими свитерами и шарфами отдало чем-то знакомым, что он никак не мог определить. Он выскочил из арки кофейни, забыв заплатить, натолкнулся на почтенную пожилую леди, извинился, и бросился дальше, расталкивая людей и пытаясь понять, один ли это из монстров, угрожавших детям в универмаге.
Он оттолкнул худенькую светловолосую девушку в шапке с глазками и ушками какого-то животного и замер.
Маленькая девочка, пяти или шести лет, серьезно разглядывала огромную витрину с настоящим разноцветным королевством за ней, построенным энтузиастами-менеджерами, работающими в фирменном магазине. Она теребила замотанный вокруг горла вязаный шарф и зачарованно следила за единорогом, скачущим вдоль витрины по построенной дороге с лего-деревьями. Позади отчаянные рыцари сражались с огромным драконом, привлекающим, в свою очередь, мальчишек всех возрастов. Девочка тянулась в магазин, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, так что шуршали непродуваемые в тон куртке штаны, но она вряд ли отличалась от других детей.
Мужчина, сидящий на корточках перед ней, пытающийся удержать на коленках свою темно-зеленую куртку, и в то же время маленькую сумочку с цветочками, одновременно развязывал хитроумный узел на шапочке с красивым серебрящимся на свету бантиком. Наконец ему удалось справиться с пушистыми помпончиками на концах, и он даже ловко перехватил конец шарфа, прежде чем девочка ринулась с места прямо вглубь магазина. Он улыбнулся и выпрямился, убирая шапку в сумку. И, наверное, он тоже не отличался от других пап в универмаге, если бы Сэм точно не знал… Что он никак не может быть папой.
Габриэль, ослабивший собственный темно-коричневый шарф, убрал с лица светлые волосы, поднимая с пола яркий синий пакет с белой надписью какого-то известного маркета, и собирался догнать уже скрывшуюся из виду девочку.
Сэм даже не думал окликать его. Он просто не верил. Подозревал, что обознался, что это мог быть какой-нибудь родственник весселя Габриэля, что тот все еще мог остаться в живых очередной раз. Он просто бежал сквозь толпу, практически так, как на любой из операций, надеясь нагнать его до магазина, чтобы собственные надежды опознать кого-то, знавшего его хоть каким-то образом, тут же были сметены толпой. Чтобы он мог забыть собственную глупость, когда не признал черт лица, с легкостью отпустил и вернулся дальше. Куда, зачем, почему архангел мог бы этому помешать, он почему-то думать не стал.
Несколько шагов, шаг, он нерешительно положил ладонь на плечо, разглядывая светлую макушку, готовясь принять любой из ответов.
- А если бы не я был, а кто попугливее? – проворчал ему знакомый ироничный голос, и Габриэль обернулся, не оставляя ни капли сомнений. Он смотрел на него как-то просто, без лишнего удивления, как будто встреча вроде бы мертвого архангела и несостоявшегося вместилища его брата в торговом центре – абсолютно нормальная вещь. Как будто они не виделись день-два, а не несколько лет. Как будто вообще когда-то общались так, чтобы могли просто поприветствовать друг друга в магазине. Хотя колом в грудь они тоже его уже приветствовали. – Оборачиваешься, а там такой лось.
Сэм не думал над тем, что ответить. Он даже еще не осознал до конца, что перед ним – кажется мертвый архангел. Что-то в его лице неуловимо изменилось, как будто оно утратило бесконечно хитрое изображение, и вполне было готово изобразить настоящую улыбку, как будто он, как человек, думал о тысяче мелочей сразу, как будто каждая черта и впрямь принадлежала ему, а не жившему когда-то давно другому человеку. Он с легким интересом смотрел на него снизу вверх, без вызова, свойственного ему, без притязания на место в жизни, без требования признать героем и подарить шоколадку. Он стоял так близко, что можно было заключить одно жизненно важное отличие. От него даже не пахло ни конфетами, ни шоколадом.
- Кто про что, а сладкоежка про диатез, - спокойно прокомментировал Габриэль, внимательно следя за каждой реакцией и каждым новым открытием, отражавшихся на мимике Сэма. – Или мы обнимемся, или ты отойдешь. А то люди интересуются высоким и еще ниже.
- Ты же умер, оставив нам порно, - наконец вырвалась наружу часть возмущения Сэма.
- Тебя что из этого больше огорчает? – хмыкнул Габриэль. Оглянувшись, он снова поставил пакет на пол и все-таки обнял его.
Удивляться Сэму уже все равно было некуда, поэтому он послушно обнял маленького архангела в ответ, склонившись на добрую голову. От него в самом деле слабо пахло нормальным человеческим одеколоном, да и свитер под его ладонями был куплен точно не в первом магазине. Он выглядел так, как будто был…человеком. Но истинное желание не оставаться без ответа все-таки вызывал, поэтому решивший справится с удивлением потом Сэм произнес довольно уверенно, как ему показалось:
- То, что опять бесславно сделал вид, что погиб, - отпускать, однако, не хотелось. Хотя бы чтобы не смотреть в глаза и не открывать того, что Габриэль появился в нужный момент сомнений. Не то, чтобы у Сэма вообще не у кого было спросить совета, просто давать ему повод для излюбленной темы зависимости братьев не хотелось. Или просто не хотелось прекращать чувствовать, что ему как-то не очень осознанно, но рады.
- В следующий раз я скину тебе смску, что жив, - Габриэль отпустил его и обеспокоенно оглянулся на вход в магазин. – Если ты не собираешься прямо сейчас испробовать на мне что-нибудь поновее кола и амбициозного младшего брата, то, если ты не против, мне не хотелось бы потерять Ханну из вида.
Сэм кивнул. Девочка ему не показалась, но огорошило противоречивое представление Габриэля, которого он и помнил как ребенка, заботящегося о другом ребенке. Он из любопытства пошел следом, не переставая разглядывать в самом деле дорогой свитер, под который была одета светлая кремовая рубашка, которую тоже нужно было осознанно выбирать. Выходило, что Габриэль в самом деле иногда ходил по магазинам, причем подобрав даже коричневые аккуратные ботинки. Как если бы в самом деле был человеком.
Они обнаружили девочку в центре зала, перед еще одним огромным городом. С гаванью, аэропортом, госпиталем и пожарной станцией, узкими улочками и бесконечным числом знакомых желтых человечков. В городе что-то постоянно двигалось, в окнах включались и выключались лампочки, на площади на елке из тех же деталек горели по очереди настоящие гирлянды, а под стеклом над зданиями летал радиоуправляемый вертолет. Она оживленно спорила с несколькими мальчишками о том, что вертолет можно посадить на верх госпиталя с нарисованной там площадкой. Она раскраснелась, золотые волосы, завязанные в кудрявые хвостики, мокрые, приклеились ко лбу.
- Ханна, - негромко позвал ее Габриэль, но девочка посмотрела в его сторону прежде, чем он открыл рот. Она смотрела на него закрытыми глазами, казалось, что она закрыла их на секундочку, но любому задержавшему на ней взгляд дольше нескольких секунд становилось ясно.
Она была слепа.
Она подбежала к нему, не чувствуя смущения от того, что не видит его. Она подняла голову и словно бы взглянула на Сэма, как если бы дейстивтельно видела, а потом безошибочно повернула голову в сторону Габриэля, начиная быстро-быстро тараторить, пока ее не оборвали:
- Можно мне пожалуйста еще пять минут, я только попрошу у того мальчика посадить вертолет на госпиталь, и мы пойдем, - она сложила руки на груди, но потом, правда, ладонью убрала мокрые пряди со лба, ожидая любого ответа.
- Подержи, пожалуйста, - архангел пихнул ему в руки куртку, а сам снова опустился на корточки, снимая с плеч девочки куртку. – Тебе не стоит обращать на себя внимание, Хани, - заметил он, сложил куртку у себя на коленях, заботливо расстегнул полосатую разноцветную кофточку. – Мы будем ждать тебя здесь. Прояви вежливость.
- Я найду, а с тобой потом разберусь, - кивнула она Сэму, улыбнулась и бросилась бежать обратно, удивительно безошибочно оббегая не замечающих ее людей.
- Почему на нее... – удивленно начал Сэм. В его голове роились тысячи вопросов, один за другим, начиная с самого главного – зачем Габриэлю эта девочка.
- Никто не обращает внимания? А как ты видишь слепую маленькую девочку, Сэм? – в ответ спросил его Габриэль, забирая у него куртку. Он то и дело поглядывал в сторону работника магазина, но тот ничем не выдавал своего удивления, стоял в окружении детишек и заставлял вертолет выписывать какие-то круги в воздухе.
- Наверное, как за руку идущую с родителями… - начал Винчестер и тут же закончил, осознав всю глупость вопроса. Ему ли не знать, насколько люди перестают замечать то, что буквально пробегает у них перед носом, но подмечают любую незначительную деталь. Кто заподозрит в уверенно бегущей малышке с закрытыми глазами слепую?
- Она не видит, просто чувствует окружающее пространство на фантастическом уровне. Она почти как ангел, - уже тише добавил он, безошибочно находя Ханну в толпе. Она не привлекала внимания, но словно бы направляла всеобщий спор. – Ангелы чувствуют так же.
Ханна, удовлетворенно кивнув сразу же, как только вертолет совершил удачную посадку, с достоинством приняла у побежденных шоколадное яйцо и бросилась обратно к ним, точно так же уверенно оббегая по разным траекториям случайных покупателей. Но на этот раз она не останавливалась. Она неслась прямо на них, с сосредоточенным лицом, сжимая в руке заветное яйцо. Буквально мгновение, и она оказалась на руках Габриэля, и уже деловито вертела в руках приз, словно раздумывая.
- Если мы еще пойдем в магазин, то можно я съем сейчас, а к обеду уже буду нормальная? – спросила она, серьезно поглядывая на архангела. Тот изобразил минутную задумчивость, но затем преувеличенно серьезно кивнул и скрыл улыбку. Он поправил на ее плече лямку комбинезона, и стоявшие кучкой молодые мамы в нескольких стеллажах от них умиленно вздохнули.
Сэм пообещал себе не пытаться разгадать загадку нового архангела. Отчего-то ему казалось, что тому не понравится, если Винчестер проявит подобный интерес к его жизни, которая, возможно, не имела связи с прошлым Габриэлем, который так запомнился обоим братьям. Этот человек, бережно прижимающий к себе слепую девочку, именно человек, никак не ассоциировался с тем, кто раз за разом убивал его брата ради того, чтобы что-то доказать. Видел ли он в Сэме и Дине себя и одного из архангелов, почему он не погиб, почему сейчас живет как человек – это неожиданно стало целью Сэма и обязательно, чтобы Габриэль сам рассказал ему. Но тот был занят, слушая болтовню Ханны о том, что если есть вертолет и есть площадка, то он должен на нее сесть. Он даже не обратил внимания ни на одну из восхищенных молодых мам, что отменяло одну из первых теорий Сэма.
- Мы же договорились, что ревизию игрушечных проводить не будем? – напомнил архангел девочке, увлеченно доедавшей двусторонний шоколад, не обращая внимания на игрушку. – И ты обещала разобраться с Сэмом.
Она кивнула, вытащила из кармана комбинезона платочек, вытерла руки и протянула их к Сэму. Она не выглядела настолько взрослой, насколько говорила, была худенькой и невысокой, что вполне позволяло носить ее на руках, чем она и пользовалась. Сэм неуверенно перехватил ее под колени одной рукой, смущенно разглядывая курносый носик и веснушки на пухлых щеках.
- Привет, Сэм, я Ханна, а для продолжительных и плодотворных отношений можешь пожертвовать шоколадку, - важно произнесла она, и с каждым ее словом лицо Сэма все больше вытягивалось от удивления.
- Кого-то ты мне да напоминаешь, - пробормотал он, пожимая маленькую ладошку. – А я просто Сэм, без шоколадок, да и без отношений тоже.
- Подумаешь, все любят шоколад, - хмыкнул Габриэль, целенаправленно направляясь к огромному продуктовому с зеленой вывеской. Ханна удобно устроилась на руке Сэма, а он практически не чувствовал ее веса, так что взглянувший на них раз Габриэль не стал забирать ее.
- Не после того, как уже его съели, - парировал Сэм, ввязываясь в легкий спор. Ханна на его руках поглядывала по сторонам, явно захваченная новой высотой, потому особенного интереса к чужому человеку не проявляла, только попросила его подержать игрушку, что по наигранно-восхищенному выражению лица архангела можно было расценить, как величайший знак доверия.
- Ты не против пройтись с нами? – поинтересовался архангел, поглядывая на него исподлобья.
Он молчал. С одной стороны он отлично понимал, что время для светской встречи давно прошло, но с другой, он все еще был захвачен вопросом о том, как смог Габриэль при всей своей истории с сотворения мира жить обычной жизнью, водить девочку в магазины и вытирать измазанные щеки в шоколаде влажной салфеткой, черт знает как у него оказавшейся. Он не хотел признаваться себе – слишком многое он понял за один день – но этот вопрос помог бы ему решить собственные. Поэтому он почти был готов кивнуть, как Ханна опередила его.
- Он пойдет с нами, а потом заглянет на обед, правда, Сэмми? – потрепала его по волосам девочка, и неожиданно сам для себя Винчестер фыркнул, не то от знакомого прозвища, не то от того, что сама она легко рассмеялась, обнимая его за шею. Он впервые держал на руках ребенка, и тот впервые обнимал его так искренне.
- Думаю, зайдет, если ты перестанешь его смущать, - закончил Габриэль, легко улыбаясь и перехватывая из-под носа у пожилой четы тележку. Он предполагал, что Ханна устроится на специальном откидном сидении, но девочка отпускать Сэма не хотела, более того, потребовав посадить ее на шею. – Потолки сбивать будешь, - немного обиженно отозвался архангел и оттолкнул тележку в сторону, предпочтя ей корзину.
Они шли мимо рождественской выставки, замирая у каждого стенда. Сэм слушал, как Габриэль и Ханна переругиваются по поводу фиолетовых шариков, и ловил взгляды остальных покупателей, затем – по поводу звезды на елку, которую еще даже не купили, затем о гирлянде, мишуре и всем том, что вешают на елку. Убедить девочку, загоревшуюся идеей сделать самую красивую елку, оказалось трудно, и Габриэлю пришлось взять три коробки разных шариков, обещая ей, что вешать будет сама. У стенда с распродажей формочек для выпекания спор разгорелся сильнее, и тут уже был втянут Сэм, которому предполагалось решить главный вопрос: нужно ли печь кексы на Рождество. Он неопределенно кивнул, и два спорщика разочарованно отвернулись от него. Это, впрочем, дало ему отличную возможность подумать о том, как мог один из тех, кто присутствовал при создании людей, стоять и спорить о том, хватит ли печенья, или без кексов не обойтись. Задумавшись, он разглядывал архангела, удивляясь, почему никогда не присматривался. То, каким он его помнил, тот смутный образ, основанный больше на поведении и впечатлении, исчез, а на его месте возникли вполне человеческие морщины на лбу, покрасневшие глаза привычного светло-карего цвета и абсолютно спокойное поведение. Как если бы он повзрослел. Если так в самом деле можно было сказать об одном из самых старших существ на планете.
- Ой, - Сэм потер ушибленную макушку, о которую Ханна с непоколебимым видом стукнула кулачком.
- А если к нам придет Сэм, то одного печенья будет точно мало, - выдала она последний свой аргумент и с любопытством уставилась сразу на обоих, ожидая реакции на такое смелое предложение. Со стороны архангела не последовало ни согласия, ни возмущения, он просто переадресовал право решать замершему на месте Винчестеру, смущенно потирающего шею, уставшую от веса больно активной малышки.
- Там будет видно, - не решился он сразу, не представляя, как может решить на несколько недель вперед, когда еще вчера не знал, что сегодня захочет изменить свою жизнь и случайно встретится с Габриэлем, выбивающим его из колеи своей привязанностью к маленькой девочке. К тому же у него все еще был Дин, и он все еще был в бедствующем положении.
Они справились с покупками довольно быстро. Габриэль достал из кармана сложенный листочек, после чего Сэм был вынужден принять участие в странном забеге по всему магазину в поисках необходимых продуктов, сначала задерживаясь перед холодильником и не понимая, какая разница во всех этих йогуртах, а потом решив брать то, что взял бы сам. Ханна, глядя на него невидящими глазами, все равно оставляла чувство брошенного вызова, улыбалась ему и бежала быстрее, получив от Габриэля новое задание. Архангел улыбался и едва успевал отмечать то, что уже было взято. На середине дистанции оказалось, что корзинки все-таки было мало. Право сбегать за корзинкой Ханна тоже решила без боя не отдавать, и Сэм, ощущая себя на редкость пусть и глупо, но весело, бежал вслед за девочкой, позволяя ей лидерствовать, и в то же время следя за тем, чтобы ее не толкнули. Она волшебным образом помнила каждый поворот от входа, чувствовала проходящих мимо покупателей заранее и умудрялась не попадаться под колеса громыхающих тележек. Но взять одну из них малышке не позволяли, не обращая на девочку никакого внимания, разбирали тележки до тех пор, пока одну из них не отвоевал подбежавший Сэм. Он снял тяжелую куртку и бросил ее в тележку, а потом повернулся к Ханне. Она с задумчивым видом поглядывала то на него, то на тележку. Сэм нерешительно опустился на корточки, протягивая руки. Такое важное решение, впрочем, было принято почти сразу же, и вот они уже вновь бежали обратно: Сэм, толкая вперед тележку и проявляя чудеса ловкости, пробираясь сквозь толпу, недовольно глядевшую им вслед, а Ханна, широко раскинув руки, весело смеялась, радуясь большой скорости. Они едва успели затормозить перед чуточку удивленным Габриэлем, замершим с упаковкой сыра в руках. Он смотрел на приближающуюся тележку, на раскрасневшегося Сэма и на смеющуюся Ханну, и только покачал головой, медленно поднимая с пола корзинку и делая шаг назад, пропуская разогнавшихся не на шутку гонщиков.
- А Сэм будет с нами обедать? – болтая ногами в воздухе, спросила она аккуратно раскладывавшего в тележку продукты Габриэля. Тот снова не высказал никакой реакции и только с любопытством посмотрел на Винчестера. Тот мельком подумал, что твердо решив несколько часов назад решать все так, чтобы было непредсказуемо, не знал, что решать придется прямо сейчас. Но желудок думал быстрее, и невнятное бурчание было принято как согласие. Сэм покраснел и отмахнулся от хитро ухмыльнувшихся друг другу мужчины и девочки, и посмотрел по сторонам. Скользившие по ним взгляды покупателей неожиданно заставили его посмотреть на них со стороны.
Они стояли с полной тележкой у совершенно непопулярного холодильника, болтая и улыбаясь друг другу, в основном – маленькой девочке, чувствовавшей себя явно на своем месте. Он сам стоял, облокотившись руками на ручку тележки, из-за чего ему пришлось изрядно наклониться, и наблюдал за тем, как Габриэль со вздохом снимает с раскрасневшейся от бега Ханны еще и кофточку на пуговицах, оставляя ее в зеленом бадлоне. Наверное, они выглядели почти как нормальные люди.
Касса, у которой Сэм никогда не стоял так долго, ожидая, пока пробьют покупки, как выяснилось, по планам абсолютно на всю неделю. Он не знал, что ему делать до тех пор, пока Габриэль не пихнул его в проход, расстилая пакеты и складывая с них продукты с ленты. Он схватился за еще один, решив, что стоять столбом рядом как-то не очень удобно. Но и то, как следует складывать такое количество разной всячины в пакеты, он, как оказалось, не знал. В основном ему приходилось складывать только спортивные сумки с кое-какой одеждой, да десятками видов оружия, но как сложить молоко и йогурты, одно квадратное, а другое круглое – эта загадка оказалась труднее сразу же, как он заметил избирательность Габриэля. Сложив в пакет приехавшие к нему продукты примерно так же, и перегрузив их в тележку, его осенило одним интересным замечанием.
Он не знал, откуда у Габриэля были деньги. Он расплачивался с кассиршей наличными, улыбаясь ей, а она, усталая от целого дня работы, ему, принимала деньги и выдавала чек гораздо быстрее, чем всем остальным.
- Боюсь, тебе бы все равно пришлось к нам зайти, - вздохнул архангел, оглядев шесть набитых пакетов. – Понятия не имею, как неволшебным образом дотащить это до дома.
Ханна, доевшая леденец в рекордные сроки, сонно моргала и лениво натягивала шапку, пока взрослые рядом с ней разбирались с проблемой – как достать все куртки из-под пакетов и ничего при этом не выронить. Наконец, разрешили самым простым способом – Сэму пришлось поднять четыре из них, чтобы Габриэль вытащил сразу все.
- Можешь спросить, я не собираюсь врать, - нарушил молчание уже позже в пойманном такси Габриэль, чей голос звучал несколько глухо от намотанного на горло клетчатого шарфа. На его руках спала Ханна, уткнувшись в его куртку и вытянувшись не только на его колени, но и на колени Сэма, неведомо как заставив их сесть совсем рядом друг с другом. – О возрасте буду кокетничать, правда.
- Ты ограбил банк? – даже в своем воображении спросить у архангела при всем желании «Ты где-то работаешь?» было очень трудно и почему-то очень забавно.
- Нет, но я польщен, - хмыкнул Габриэль в ответ, натягивая на уши темную шапку и заправляя под нее волосы. В машине, несмотря на работающую печку, все равно было прохладно. Или же тепло здесь предоставлялось исключительно водителю, но прохлада ощущалась немеющими кончиками пальцев и теряющему чувствительность носу. – Я работаю. В издательстве, и нет, не ем маленьких детей на показ и не предрекаю конец света, - Ханна заворочалась на его руках, и он прижал ее к себе сильнее, чтобы собственным теплом не дать замерзнуть. – Только критикую, ничего больше.
Сэм кивнул. Настолько простое объяснение показалось ему настолько же правильным, что все ощущение чего-то нереалистичного разом исчезло, как если бы раз архангел мог работать критиком, то почему бы ему не сидеть здесь рядом и не обнимать человеческую девочку, приглашая его на обед?
- И по поводу обеда, - он смотрел в запотевшее окно. – Если тебе нужно в очередной раз попытаться спасти мир, то ничего страшного.
- Мир никогда в нас и не нуждался, так что я бы не отказался, - посмотрел Сэм в свое окно, представив бумажный пакет с некачественным гамбургером, за которым нужно было бы идти на другой теперь конец города по снежной метели. В темноте и холоде, когда он как назло забыл шапку, представив и то, как снова потеряет аппетит, увидев нездоровый цвет лица Дина, превращающегося в собственную тень. Нет, он не хотел бежать от проблем брата. Просто хотел хоть раз не зависеть от них настолько, чтобы лишать себя, может быть, достаточно вкусного обеда пусть даже в обществе бывшего врага. Пожалуй, нормальным на фоне этого ему никогда не стать.
- Я слишком многое пропустил, видимо, - понимающе кивнул Габриэль. Он поудобнее перехватил Ханну и отсел ближе к двери еще перед тем, как таксист затормозил.
- Будет нетрудно рассказать, - зачем-то произнес Сэм, отсаживаясь к своей двери. Архангел обернулся на него на секунду, но ничего не сказал, открывая дверь.
Он оставил пакеты в прихожей, не решаясь пройти дальше. Героически схватив все шесть, он прокатился по маленькому катку на дорожке, не заметив ее в темноте, и чудом удержав равновесие, поднялся по лестнице на крыльцо и зашел в уже освещенную прихожую. Здесь было достаточно места для того, чтобы зайти и раздеться, но не больше, тем более не поместились бы шесть пакетов, не мешая при этом самому Сэму. Он бы мог поставить их чуть дальше, у арки у лестницы на второй этаж, но неожиданно еще более сложный выбор – снимать ботинки или нет – настиг его прямо у зеркала. Он разглядывал пальто на вешалке и маленькую осеннюю куртку, длинный зонтик и кепочку на полочке, узкое зеркало во весь рост и маленькие полочки рядом, с корзиной для ключей и разноцветными напоминалками, с забытыми синими резинками и перчатками, часами и неразобранной почтой, газетами на маленьком пуфике для сумок. Он обернулся, чтобы хотя бы закрыть дверь, чтобы не выхолаживать тепло дома, но не смог оторвать взгляда от самой обычной и менее ожидаемой в доме архангела занавески на окне над дверью.
- Поможешь мне, - с этими словами Габриэль сбежал с лестницы, привычно, не смотря под ноги, давно не в первый раз, что все-таки заставляло примиряться с тем, что у него есть свой дом, расстегивая на ходу куртку и еще не смотря на уже принесенные пакеты. – О, ты уже, - он поднял взгляд и удивленно наморщил лоб.
Теперь, когда Ханны не было, и не на кого было отвлекаться, Сэм почти почувствовал неловкость между ними. Не было ничего из прошлого, что оправдало бы его приход сюда, ему не следовало даже ходить с ними по магазинам, несмотря на то, что он никогда не бегал по магазину наперегонки. Он почти забыл о бесконечных охотах, когда ловил девочку по рядам во время ее кратковременного протеста против запрета на покупку конфет. Она испробовала все варианты, и даже Сэм бы сдался, но Габриэль оставался неумолим и не собирался покупать сладкое, ломая окончательно все представления о себе в глазах Сэма. Нежелание покупать сладкое, с другой стороны, казалось вполне логичным поступком с его нынешним изменением жизни. Если бы Сэм неожиданно купил себе дом в другом конце Штатов и устроился на работу, он отказался бы от оружия, никогда бы не ходил в сети быстрого питания и никогда бы не смотрел фантастику. Только бы не вспоминать лишний раз то, на что он убил важнейшую для других людей часть своей жизни. Многие, сидя в офисах, думали о том, что они в жизни не сделали ничего, и от этого казались несчастливыми. А Сэм, зная, что он сделал слишком много, правильного или нет, отчаянно им завидовал. Со стороны отчаянного желания замедлить темп своей жизни после бурного прошлого Винчестер архангела понимал, так что основная проблема общения оставалась только в том, кем его теперь воспринимать.
Он повесил куртку на последний крючок, все еще не представляя, что это может быть реальностью, и в то же время понимая, что все это гораздо реальнее, чем он сам. Крутившийся рядом Габриэль успел снять и куртку, и шарф, и кинуть новые газеты на бежевый пуфик, но не уходил, словно бы оценивая реакцию Сэма. А тот просто не знал, как следовало отреагировать. Ему просто нравился этот дом, где-то недалеко от центра, но и не столь близко, чтобы был слышен шум города, нравилось и то, что Габриэль себя в нем отлично чувствовал, целиком и полностью отдавая себя бытовым мелочам.
- Я бы сказал «чувствуй себя как дома», но это не тот случай, правда? – он улыбнулся и пихнул его дальше по коридору, беря себе три пакета и намеренно пристраивая Сэма к делу. Пребывавший в лирическом настроении еще с собственного озарения в кафе, он вполне мог простоять в прихожей еще полчаса, раздумывая ни о чем.
- Как если бы был дома, - пожал плечами Сэм, проходя в соседнюю с прихожей комнату, оказавшуюся сразу и столовой, и гостиной, и кухней. Вместе с тем не создавалось впечатления тесноты или неразделенности, скорее это было почти уютно и абсолютно удобно для мужчины и маленького ребенка. Хотя и не очень обычно было видеть висящую корзину с фруктами на полупилоне, выступающем из стены как раз там, где стойкой отделялась кухня от «столовой». «Столовая» представляла собой прямоугольный стол с необычными ножками разных оттенков коричневого, стоявший перпендикулярно большому окну, выходившему на перекресток за обнаженной в зимнее время оградой. Удобные стулья вокруг стола и квадратная тарелка с фруктами, на ступеньку ниже располагалась «гостиная», с необычной формы диваном, журнальным столиком, двумя креслами и небольшим телевизором, стоящим так, чтобы можно было смотреть его и за едой за столом. Рядом с окном за креслом был устроен небольшой камин, сложенный из красивого серого камня, а по другую сторону – книжный шкаф. На столе стоял закрытый ноутбук, несколько внушительных распечаток и забытые очки, а по другую сторону – разбросанные карандаши и фломастеры, стакан с раскрашенной водой с замоченными кисточками и много-много ярких листочков. Они привлекли внимание Сэма гораздо больше, чем все остальное в комнате. Он мог смириться с объяснением того, как бодро бегала Ханна по незнакомым местам, но представить ее рисующей он мог с трудом. Он подошел к столу, поставил пакеты рядом с ним и взял в руки один из высохших уже листков, с однотонно голубым небом, слегка кривоватой фигурой Санта-Клауса, саней и оленей в одном силуэте, с маленьким домиком, чем-то похожим на этот, и далекой дорогой, почему-то уходящей в небо, с множеством фонарей и прямоугольниками на колесах, изображавшими машины. Он мог понять, как девочка чувствовала объекты на ее пути, но как она могла различать цвета того, чего никогда не видела, а тем более выбирать их и рисовать именно ими…Она беспокоила его сильнее, чем разом поменявший свою жизнь Габриэль. Количество загадок и тайн этого дома росло с каждой минутой, и Сэм не удивился бы, если бы ему рассказали про какие-нибудь скелеты в шкафу. Но вместо этого Габриэль легко спрыгнул с возвышения, на котором располагалась «кухня», стянул свитер и бросил его на диван. Он открыл ноутбук и, щурясь, что-то на нем посмотрел.
- Она далеко не обычная девочка, да? – рискнул спросил Сэм, все еще держа в руках рисунок.
- Я не знаю. Она человек, я проверял это долгое время, но возможно, что ее отцом или матерью был один из ангелов. Это практически невозможно выяснить, - сперва взглянув на листок, а затем, пожав плечами, ответил Габриэль и закрыл ноутбук. Сэм ожидал любого ответа, кроме такого – прямого и почти полного, который объяснял бы почти все. И он ничего не мог с собой поделать – открытый ответ рождал желание задавать вопросы еще и еще, не стесняясь своего любопытства.
- Как ты…?
- О, я просто чудесно, - не мог не подколоть он, собирая фломастеры и карандаши в пенал с ушками и хвостиком. Валяющиеся рядом с компьютером очки он довольно бережно сложил и зацепил за застегнутую вторую пуговицу рубашки. Потом, не выдержав долгого и любопытствующего втрое сильнее взгляда Сэма, он вздохнул и сел на стул, выжидательно посмотрев в ответ. Отодвинув соседний стул, Сэм тоже сел, приготовившись внимательно слушать. Неожиданное фырканье заставило его непонимающе нахмуриться. – Ты с таким видом сидишь, как будто я тебе тайну Мироздания рассказывать буду, - улыбнулся Габриэль, сев не как нормальный человек, а как ребенок, опершись руками на угол стула и чуть склонившись вперед.
- А можешь? – недоверчиво поинтересовался Винчестер, опершись рукой о стол и удобно пристроив щеку.
- Тогда это были взрослые папины дела, я ее не помню, - совершенно беззаботно отозвался Габриэль, как будто это было абсолютно обыденное дело – не помнить тайну создания мира, потому что тогда еще даже летать не умел. Уметь летать ведь тоже обыденное дело. – И не думаю, что она была сложнее стратегии ваших Макдональдсов – тома почище истории Второй Мировой!
Сэм молчал, смотря на него с терпеливым ожиданием, как будто в его глазах способность архангела отвлекаться была только плохой привычкой, лучшая тактика борьбы с которой – просто переждать. На самом деле она такой и была, просто слишком давно они расстались в конференц-зале «Елисейских полей», чтобы Сэм помнил все и сразу.
- Ну хорошо, одним очень дождливым днем нарисовался я перед одним отелем… - Он осекся, наткнувшись на многозначительный взгляд Сэма. - Ладно-ладно, в этом тоже нет ничего необычного, - покачал головой Габриэль, возведя глаза к потолку. – Просто сначала меня убил мой любимый младший брат со слезами на глазах, потом я ничего не помнил, снова ничего не помнил, потом было слегка больно – ну как слегка…Когда тебе вырвали оба крыла, причем по одному перышку в течение многих часов, а потом еще и изрядно побили, как если бы ты вообще мог чувствовать побои, в общем, при этом я валялся на снегу, и было чертовски холодно, потому что меня вроде как забыли одеть, и мокро, потому что я изрядно полил все вокруг литрами крови. Во мне не было ни капли силы, мало того, я даже встать не мог, потому что вообще не знал, как, да и сил вроде как не было. А еще я неожиданно узнал, что такое все человеческие потребности в целом, так что выглядел я не очень впечатляюще. Наверное, и счастье, что меня нашла Ханна – а я не говорил, что меня выбросило прямо во двор детского дома – так что еще и в кусты, где тоже было не очень приятно умирать, - и со своей командой умудрилась достать меня оттуда, спрятать где-то на чердаке, и те недели я помню довольно плохо, так что если вкратце, я практически месяц валялся без памяти, а она заботилась обо мне, насколько может заботиться девочка, попавшая в детский дом. Потом я сумел выбраться. Потом туда-сюда, мне удалось достать немного денег, устроиться – потому что я, оказывается, стал человеком не ради прикола, а полностью, и было слегка паршиво еще несколько месяцев, но пришлось привыкать, я случайно устроился в это издательство, потом заработал так, чтобы не жить в детском доме, но все равно приходил туда каждый день. Так что в один день я узнал, что могу забирать Ханну на несколько дней ввиду своего несемейного положения, и вот мы здесь живем почти год таким образом.
- Но сколько ей тогда лет? – не совсем представлявший всю историю из такого весьма размытого описания, спросил Сэм, пытаясь понять, как смог разобраться в их мире Габриэль, оказавшийся без каких-либо денег и знакомств, да еще и в подобном плачевном состоянии.
-Шесть, - и с этими словами Габриэль встал со стула, показывая, что время рассказов окончено, и забрал пакеты у Сэма. Тот все еще с трудом верил, что подобное могло каким-то образом произойти.
Габриэль, видимо, это отлично понимал.
Поэтому он бросил пакеты у стойки и оставил очки на ней, положив как можно дальше от края столешницы. Он расстегнул вторую пуговицу, третью, четвертую – до тех пор, пока не спустил ее с плеч так, чтобы была видна спина.
Два огромных параллельных шрама, все еще красных и не производящих впечатления заживших, пересекали его спину от лопаток и ниже, показывая, насколько велики были его крылья. Если они не зажили и год спустя, трудно было представить, какую боль они причиняли первые месяцы. Рваные края, так и не зашитые, а потом зажившие как попало, темнели, а кожа вокруг покраснела так, что должна была вызывать порядочную огненную боль. Потерять то, что составляло значительную часть жизни, сил, личности – это была настолько нестерпимая боль, что, наверное, физическая отходила на второй план. Это выглядело настолько страшно, что Сэм задавался вопросом, могут ли подобные раны зажить вообще хоть когда-нибудь, с медицинской помощью или без.
Он сам не понял, зачем потянулся к почти зажившему началу, у угла лопатки, зачем коснулся и зачем провел вдоль. Он думал только о том, как это вообще можно пережить, и как после насильного избавления от подобной силы можно продолжать жить. Не то, что добиваться опеки над слепой девочкой и жить, критикуя какие-то чужие сказки. Видимо, Габриэль был не против прикосновения холодных рук – конец шрамов выглядел печальнее всего, и холод успокаивал боль хотя бы ненадолго.
- Не делай из этого трагедию, привыкнуть можно ко всему, - недовольно проворчал Габриэль, даже не оглянувшись, и поспешно натянул рубашку обратно на плечи, застегивая ее. – Надо думать об этом как об очередном приключении, только и всего.
- Которое рано или поздно закончится смертью? – спросил Сэм. Он помнил о том, что пришлось пережить Дину в Аду, но сейчас это казалось далеким и совсем не таким. Это тоже была боль, но от нее было легко отказаться, осознавая, что она была дана по ошибке. Он пережил ее не на своем теле, а где-то далеко, не в силах отказаться, но и забыл ее с той же легкостью, с которой выпивал банку пива. Он думал иногда о том, что Дин, возможно просто не показывает, но глядя на его беспечное житье, он понимал – скорее, просто не думает.
- Да, я умру когда-нибудь, должно быть, этому парню стукнуло тридцать, когда я его нашел, - он запустил руку в волосы, замер на секунду, думая о чем-то, а потом стал разбирать пакеты. – Значит, и мне сейчас примерно столько же, - он раскладывал продукты на столе, а, закончив, сворачивал пакет и убирал его в ящик.
- А ты не боишься? – Сэму пришлось подойти, чтобы не орать через всю комнату.
- Конечно, боюсь, - с удивлением обернулся к нему бывший архангел. – Разве есть что-то более страшное, чем умереть и оставить того, кем ты дорожишь, без присмотра? Я не могу оставить Ханну, сколько бы ей ни было лет. А разве ты бы не боялся оставлять Дина одного?
- Он бы справился, - не очень уверенно ответил Сэм, облокотившись о стойку и наблюдая за тем, как быстро продукты сортируются на нужные сейчас и на потом. Неожиданно разбор прекратился.
- Да у нас раздор на повестке дня, - присвистнул Габриэль и запрыгнул на стол, изображая готовность слушать, пожалуй, чересчур театрально, словно передразнивая самого Сэма несколько минут назад.
- Абсолютно ничего необычного, - не остался в долгу Сэм. – Мы потеряли Кастиэля. Больше нам некого терять.
- О, Кастиэля больше нет, - задумчиво повторил бывший архангел, покачивая ногами в воздухе. – Наверное, Дин это плохо переживает. И, наверное, поэтому ты делаешь все возможное, чтобы не возвращаться в мотель. Это можно понять, - он спрыгнул на пол. – Но тебе следовало бы приглядывать за ним. Опасное состояние, когда он корит себя за то, что не уберег ангела. Хотя вообще должно быть наоборот, но черт знает, почему на вас закон притяжения неправильно действует.
- Ты же сам сказал, зависимость погубит нас, - в свою очередь рванулся вперед Сэм, хватая за руку бывшего архангела и разворачивая к себе лицом. Он сомневался по поводу всего того, о чем успел подумать сегодня, и когда Габриэль – единственное подтверждение его призрачных надежд изменить жизнь – говорит ему, что он поступает неправильно…
- Зависимостью людей друг от друга мы звали любовь, - помолчав, ответил Габриэль. Потом зачем-то положил руки на плечи Сэма и притянул к себе, чтобы добавить шепотом. – Никогда не позволяй себе потерять тех, кто знает, через что ты прошел. Всем остальным придется врать.
- Даже врагов? – тут же спросил Винчестер, скрыв улыбку. Ему казалось, что воспринимать бывшего архангела стало гораздо проще.
- А врагов тем более, без них было бы скучно, - хмыкнул Габриэль, отпуская Сэма. Он смотрел на него с предложением, а Винчестер никогда не записывал его во враги. – Враги знают больше, чем думают.
И вручил ему овощечистку как символ перемирия. Возмущение на лице Сэма отразилось сразу.
- Меня только поесть пригласили, - тут же возмутился он, размахивая овощечисткой как оружием.
- А у нас, - Габриэль пихнул его в спину, - самообслуживание.
Продолжение
@темы: fanfiction
-
-
09.06.2012 в 13:24-
-
09.06.2012 в 14:36