[archangel-trickster]

Название: Мистер Трикстер. Конец главы
Автор: Sgt. Muck
Фэндом: Сверхъестественное
Персонажи: Сэм/Габриэль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, AU, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 14 страниц
Описание:
Потеряв память, Сэм оказывается ведомым лишь собственными чувствами относительно того, откуда он может знать преподавателя Габриэля Трикстера в ЮКУ в Беркли, и только от него зависит, сможет ли он повторить то, что смутно видит во снах или отказаться от призрачной надежды постичь другого человека заново.
Посвящение:
Алексу Тайлору, без него продолжения бы не было даже как идеи.
Примечания автора:
Публикуется как отдельный фик некоторое время спустя только для того, чтобы объяснить оставшуюся в секрете точечную амнезию, а так же ответить на вопрос: "А что же дальше?". В принципе, МТ заканчивается и без этого, это - одна из вариаций возможного исхода событий.


Комната кажется знакомой. Он сел на кровати, ощущая, что делал так уже тысячу раз, но не мог вспомнить, почему так часто. Сердце билось так медленно, как будто он еще спал, никакого ощущения падения в пропасть, никакой дрожи, никакого шума. Больше похоже на то, словно бы он очнулся. Не переставая задавать себе вопросов о том, кто он есть, что за время и что за место, он слепо провел по кровати рядом с собой. Его рука легла на теплое плечо, соскользнула по нему к предплечью – ему потребовалась секунда на то, чтобы он понял. Облегченно вздохнув, он лег обратно, прижимаясь к его спине и зарываясь носом в светлые даже в полумраке комнаты волосы. Габриэль шумно вздохнул и зашевелился, как будто собирался просыпаться. Сэм почему-то не видел его лица в этом полумраке, но он знал, что это Габриэль, потому что знало его сердце и его тело – глаза больше не нужны. Он скользнул ладонью по его животу – и снова как будто в тысячный раз – и как-то по-детски, по-собственнически обнял, как обнимают любимую мягкую игрушку, без которой невозможно спать. Даже сон без него – это что-то странное. Он лежал и раздумывал над своим ощущением, чувствуя каждый сантиметр его кожи, что соприкасалась с кожей Габриэля – от этих мыслей эти места начинало обдавать жаром, хотя это, конечно, было только его представление. Ему дорога каждая секунда, что он лежит рядом с ним, и почему-то это должно было привести за собой какое-то знание, но Сэму никак не удавалось сконцентрироваться.

Он понял, что разбудил Габриэля. Крылья на его спине сверкнули в отсвете фонаря, что откуда-то взялся прямо за окном. Он лениво повернулся лицом к Сэму, но черты его лица ускользали от него. Он был таким, каким Сэм его помнил, но образ не складывался. Это было неважно – он все равно склонился к его губам, целуя его еще непонимающего, что происходит, обожая момент, когда сможет наконец почувствовать его улыбку своими губами – когда он проснется до конца и поймет, насколько Сэм нетерпелив. Этот момент как будто был хорошо забыт, и Сэм разочарованно застонал, когда Габриэль отстранился. Его имя теплом отдавалось в груди, и он, кажется, что-то ответил, когда его о чем-то спросили. Он слышал его приглушенный смех, как будто тьма заглушала не только свет, но и звуки. Он запомнил только одно:

- Знаешь, я никогда не был на выпускном балу.

После чего громкий трезвон будильника разбудил его.

***

Это было похоже на какое-то чертово кино. Он никогда не думал, что будет настолько в себе уверен. Он звонил Дину сообщить, что остается в университете Стэнфорда, после чего с удивлением услышал, что он направляется к Лизе – девушке, с которой когда-то поставил рекорд по стабильным отношениям, и, вероятно, у него уже есть сын, которого от него скрывали из-за того, что он не мог найти себе постоянного жилья, он попрощался с братом, попросив позвонить, надел наушник старенького плеера, после чего помнил только удар и отлетевший плеер на асфальт. Он с удивлением поднял взгляд на того, кто сбил его, и это было смешно. Он закусил губу, чтобы не рассмеяться, и увидел, что собиравшийся отчитать его молодой преподаватель точно так же улыбается – так глупо, чтобы метр семьдесят сбил метр девяносто. Он коснулся его руки, когда возвращал Сэму плеер, после чего намеренно извинился так, чтобы узнать его имя.

Потому что, честно говоря, пусть он и не был самым красивым молодым мужчиной – постойте, почему он не помнит вообще ни одного такого? – при взгляде на него Сэм ощутил странное притяжение, не связанное ни с его внешностью, ни с его голосом, ни с его удивительного цвета глазами. Просто тянуло, и он мог упираться руками и ногами, но это было совершенно бесполезно.

Особенно когда на первом курсе он заявился на занятие по естествознанию, которое входило в общий курс университета, который он обязан был пройти помимо курса юридического, то увидел того же преподавателя в коротком халате с такими же короткими рукавами, вбежавшего в класс за секунду до звонка и даже не посмотревшего на студентов, что уже сидели на местах. Взгляд Сэма был настолько прикован к нему все занятие, что доцент кафедры медицины и здравоохранения Габриэль Трикстер даже поинтересовался у него, на ту ли специальность Сэм пошел. Он тогда глупо то ли покачал головой, то ли согласно кивнул: он был занят ощущением, что он уже с этим парнем спал. Что было удивительно, потому что он вообще-то не помнил, чтобы спал с другими парнями, и тем более этого уж точно видел в первый раз в жизни, однако с каждым занятием становилось только хуже. Дело было не в его стройной фигуре и редкой силе, что не выражалась в ширине плеч, не в его необычной манере одеваться в одежду, которая подходила только ему и никому больше, и не в странной металлической скобе на одном ухе, как будто он оставил ее как знак пережитого юношеского максимализма, но в нем самом. Пока они писали цепи ДНК, Габриэль стоял так, чтобы видеть доску, бедром прислонившись к первому ряду слитных парт, стоящих как бы на ступенях, и за этой партой сгорая от желания подойти к нему и сделать хоть что-нибудь все занятие просидел Сэм, моля, чтобы он его не вызвал к доске. Это было так глупо, что однажды он остался после занятий и еще не зная, зачем, посмотрел на него прямо – янтарного оттенка светлые глаза с любопытством смотрели на него снизу вверх, и хотя его лицо редко когда принимало эмоциональные выражения – он больше был задумчив – Сэм откуда-то знал, каким оно бывает.

- Вам что-то нужно, мистер Винчестер? – спросил его преподаватель, собирая свои вещи в рюкзак – черт, ни у одного из преподавателей не было таких рюкзаков. Да и, честно говоря, они все были далеко не такими молодыми.

- Ваш номер телефона, - дурея от собственной наглости, но совершенно уверенный в том, что так должно быть, произнес он тогда, обнаруживая, что давно расправил плечи и выпрямился, демонстрируя по крайней мере тренированное тело, что у него было. Трикстер неожиданно покраснел едва заметно – почему Сэм знал, как это заметить? – но головы не поднял и не ответил. Хотя его волосы были убраны с лица назад и держались на одном честном слове, он знал, что стоит привести их в беспорядок, и Трикстер сразу помолодеет. Только в кино стоит протянуть руку безо всякого страха, что тебя ударят, но эйфория от его молчания уже захватила Сэма.

Без промедления он протянул руку и поднял его голову, чуть надавив ладонью под подбородком. Обычно Трикстер был уверен в себе и редко когда заставлял студентов в этом усомниться, но сейчас он был далек от уверенности – его глаза в каком-то отчаянии скользнули по его лицу, как будто больше не знали причин, чтобы отказать. Он даже не подумал, какой ориентации преподаватель – просто подошел, как будто это было самым нормальным делом, потому что как будто знал. Это что, и есть те самые романы, когда у тебя ощущение, что ты знаешь о человеке все и тебе дан шанс воспользоваться этим, чтобы покорить его?

- Вы как студент, - и он пораженно замолчал, когда Сэм поцеловал его. Он делал это как миллион раз до того – привычно пробегая языком по его губам, целуя губы и захватывая ямочку над подбородком, зарываясь рукой в волосы, другой притягивая к себе. И он знал, что в основном виноваты именно волосы – он как-то особенно вздохнул и закрыл глаза, после чего наконец ответил. Его неуверенные руки на плечах Сэма были знаком его победы, как будто раньше ведомым был он, а теперь все наоборот. Он целовал Трикстера до исступления, не желая отстраняться, задыхаясь так же, как и он. Его руки давно бессильно вцепились в его плечи, а тело без сопротивление повиновалось рукам Сэма, и это было невероятно – к ним никто не зашел в открытую дверь, не застал их прямо так, посреди сумасшедшего поцелуя. Ему нравилось то удивление, что сверкало в широко распахнутых глазах Трикстера, то безмолвное смирение с тем фактом, что сопротивляться он не может. Этот магнит не успокоился даже тогда, когда он расстегнул ворот его рубашки, целуя шею, оттягивая языком шнурок с монеткой, о котором тоже знал. Необъяснимо, но это действовало сильнее всего: Трикстер дрожал в его руках, запрокидывая голову и позволяя это делать. Привлекательное сумасшествие, которое заключалось в потребности быть с ним рядом. Он проучился едва ли месяц и уже знал, что это тот человек, на которого стоит предъявить свои права.

Он согласился. А потом оказался по телефону. И снова согласился, стоило Сэму заявиться к нему во время проверки работ. Потому что невозможно было не согласиться: Сэм слишком хорошо знал, как сделать его слабым. В тот раз он закрыл дверь за собой, не слушал гневного возмущения и просто поднял его и посадил на стол, сметая все работы. Оттого, как отличалось его внутреннее представление о Трикстере с действительностью – с нормальной одеждой, с пустыми запястьями, все равно слишком бледными, с его как будто бы приличной прической – он только больше сходил с ума, не собираясь даже спрашивать, откуда знает. Он принял это как естественный фактор, сопутствующий влюбленности. А он был влюблен, возможно, впервые в своей жизни.

Наверное, Трикстер сам не знал, что способен так выгибаться. Он скрестил лодыжки за его спиной, когда понял, что не сможет больше возражать с закрытым ртом, когда ответил на поцелуй, сначала неуверенно, но так же удивительно точно воспроизводя прикосновения языка в той последовательности, что Сэм от него ждал. Он не мог читать мысли, но его губы отстранялись ровно тогда, когда он думал об этом, когда он желал перехватить инициативу. Его стон и болезненно стиснутые кулаки были Сэму наградой, но он не добивался возбуждения, которое накрывало его с головой при одной лишь мысли о нем – как будто все предыдущее он уже проходил когда-то давно. Он думал провериться на амнезию, когда Трикстер как-то расслабился в его руках, позволив уложить себя спиной на стол. Дело было не в возбуждении, а в доказательстве того, что он ждал… Слишком много ждал.

- Чего ты хочешь от меня? – наконец отчаянно спросил его Трикстер, выглядя так, как будто боялся боли новых отношений. – Не уговаривай меня, пожалуйста, - попросил он, и Сэм не мог категорически согласиться с ним. Наверное, для остальных это было слишком быстро, но черт, они уже были связаны, а его руки уже знали, где прикоснуться. Он даже не помнил ничего с того месяца, что окружало его – постоянное солнце Беркли, красивейший университет и тысячи студентов. Он едва общался с соседом по комнате, он не помнил, что учил – знания были свежи в его голове, и он жил только потребностью устроить личную жизнь… И только с ним. Как будто его настиг солнечный удар, стоило им сбить друг друга. Он должен был чувствовать то же самое, не мог не чувствовать.

- Тебя. Навсегда, - в этом он был точно уверен. Он вроде бы никогда ничего не терял в своей жизни, но найти точно нашел и отпускать не хотел. Ни за что, никогда больше, даже если ему для этого каждый раз придется приходить и уговаривать. Но судя по смиренно-раздраженному выражению лица Трикстера он понял, что победил. – Пойдем со мной на свидание, - это предложение, рожденное прежде, чем он представил, заставило его сердце перевернуться в груди – сладкое предвкушение того, чего он о Трикстере не знал. – Или я заберу тебя с собой насильно, - и случилось невозможное - Трикстер засмеялся, закрывая лицо ладонями. Это был, кажется, тот звук, что Сэму не хватало для полного ощущения счастья, одно название которого заставляло сгорать от стыда – он не мог быть так счастлив просто так.

Но ощущение было такое, как будто нужную цену он уже заплатил.

Он почти ничего не помнил с первого свидания. Он помнил только его фигуру, легкий светло-коричневый джемпер без горла и такие же легкие штаны, темнее на тон, его недоверчивый взгляд – как будто он не верил, что Сэм приедет. Сэм думал, что стоит ему согласиться, и эта лихорадка пройдет, но стало как будто бы только хуже. Уверенный в ответе, пусть и слабом, он загорался только сильнее. Он не повел машину в центр города, где были рестораны и все те места, куда они обычно ходят, а свернул на дорогу, ведущую за город. И если Трикстер волновался, но не подал виду. Он был ненамного старше самого Сэма, кажется, года на два, и теперь, в одной машине, эта разница пропадала вовсе.

- Ты выглядишь как сексуально озабоченный маньяк, - сказал тогда Трикстер словно бы в шутку, но на деле он, вероятно, в самом деле был напуган. Сэм улыбнулся и провел рукой, свободной от рычага переключения передач на постоянной скорости, по его бедру – не так, словно старался действительно соблазнить, а как будто бы доказывая, что Трикстер принадлежит ему. Это Трикстера не успокоило.

В отличие от того места, куда Сэм привел их. С того момента, кажется, весь страх, все сомнение и вся неправильность пропали. Он видел, с каким выражением лица Габриэль подошел к темной воде, смотря на далекий Беркли, сверкавший всеми возможным огнями. Он уронил на песок небольшого пляжа куртку, охватывая себя руками – работая в Беркли, он, видимо, никогда не знал о существовании этого места. С того момента он больше не искал в Сэме чего-то не существующего, он признал то, что между ними когда-то было, в другом мире, вселенной, бог знает где – но было. Он не дернулся, когда Сэм подошел к нему сзади и просто обнял. И тем более не отстранился, когда Сэм с таким же облегчением прижался губами к его шее – только тогда он понял, что все это время боялся не успеть признаться ему сперва, себе потом, что без этого человека жить больше не сможет. Это тоже было доказано, кажется, в той прошлой жизни, которая дала ему понять, что под джемпером он ощутит грубые линии огромной татуировки. А Трикстер даже не пытался скрыть ее, потому что Сэм уже знал. Волшебство предсказуемости, магия единственно возможного знания – и магнит перешел на новый уровень простой потребности, в свободную минуту заставлявшей думать о нем. Он никогда не был влюбленным и отдался этой роли с настоящим восхищением.

- Габриэль, - позвал он его по имени, произнося его так, словно даже набор букв нравился ему так, как сам Трикстер. Он чуть откинулся на плечо Сэма, доверяясь его рукам и мимолетным ласкающим прикосновениям. На пляже было темно, но приглушенный свет фар освещал нужный им участок пляжа. В этом свете его волосы казались золотыми, как и его глаза, когда он повернулся лицом к Сэму. Может, он еще сомневался, но в следующий момент, когда он поднялся на носки, чтобы поцеловать Сэма, все вопросы исчезли окончательно.

Залив тихо плескался совсем рядом, волнами разбиваясь о невысокий берег. Он ловил запах его кожи, отрываясь от губ, скользя ими по шее, к плечу, в маленький вырез на джемпере, буквально в одну пуговицу, дурея от его рук, что касались длинных волос Сэма. Это было самым первым и самым лучшим воспоминанием, что сохранилось у Сэма. После этого он снова начал жить.

Они проговорили всю ночь. Трикстер, вероятно, считал, что Сэм привез его сюда только ради секса, но Сэму хватило пяти минут, чтобы доказать, что по крайней мере сейчас он готов от этого отказаться. Сама мысль быть с ним в одной постели заставляла его сгорать от желания, но мало его – была еще и ответственность, если он хотел, чтобы отношения не закончились на следующее утро. Он слушал его снова и снова, обнимая Трикстера и привалившись спиной к оставленной сумке и бамперу взятой напрокат машины, накрыв их обоих пледом. Его взгляд скользил по огням далекого города, а его разум снова воспринимал как будто знакомую историю о его жизни, братьях и проблемах в подготовительном колледже. И в память об этом он оставил татуировку, сделанную ему его братом.

Тогда он узнал, что после окончания колледжа Габриэль потерял обоих братьев. В один день он получил сухое письмо с извещением о том, что они оба разбились на машине в Лос-Анжелесе. Для него было тяжелее всего знать, что они были всегда где-то рядом. Говорить об этом для него до сих пор было больно, хотя он закончил университет в рекордные сроки и согласился остаться там, чтобы вести работу и преподавать, как больно знать, что он остался один. Привлекая его к себе за плечи, Сэм снова и снова говорил ему, что он не будет больше никогда один. Он не думал, что Габриэль захотел бы, чтобы Сэм видел его слезы, поэтому он не смотрел на него почти двадцать минут, просто оставаясь рядом. Дело было, кажется, в парне, что был у него в колледже и однажды просто исчез. Он был слишком похож на Сэма.

С тех пор прошел, кажется, год. Каждое утро он просыпался и сомневался, там ли он проснулся, но за этот год он слишком близко узнал Габриэля, чтобы сомневаться. Его данные о нем как будто устарели, но его ощущения, его чувства, его внутренняя способность угадывать его на другом уровне оставались, и это позволило им остаться вместе на целый год. Это был как будто бы быт двух взрослых людей, со своими привычками и традициями. Он просыпался утром порой раньше, порой позже его. Он никогда не требовал от него секса первым, что в первое время Габриэль не понимал и даже обижался. Он успешно закончил курс у него, сдав зачет самостоятельно и не воспользовавшись тем, что каждый вечер проводит со своим преподавателем. Разве что каждое занятие, что попадало в этот промежуток времени, он проводил за изучением Габриэля. Он запоминал каждую черту его лица, ловил попытки спрятать его улыбки и изучал каждое выражение светлых глаз. Он не ревновал, когда какая-нибудь особенно влюбленная ученица порывалась на индивидуальные занятия и никогда не спрашивал ни о чем, если Габриэль задерживался. Потому что он всегда рассказывал сам, почему. Они оба минули тот возраст, когда одного человека мало, и кажется, что не имея достаточно романов, ты не жил.

И в то же время первый раз с ним он бы не забыл никогда. Он не просил – никогда не просил – но тот вечер был особенным. Это был, кажется, месяц с той ночи, как они впервые пошли на свидание. С тех пор их было много, каждое – по-своему особенное, и каждый раз это было самое совершенное свидание, направленное только на изучение друг друга. И на повторение волшебного момента, когда где-нибудь в толпе, на ярмарке, в ночи в парке или в кино он брал Трикстера за руку, переплетая их пальцы. Габриэль ненавидел ходить с ним в кино, потому что порой Сэма было не остановить, и за попытками избежать его ласк он пропускал половину фильма… и все равно сдавался. Он так часто улыбался, что для Сэма не нужно было требовать от него каждый раз признания отношений, или любви, или всякого такого. Он видел, как их отношения влияют на него.

И как они влияют на самого Сэма.

Он каждую неделю звонил Дину. Дни летели так быстро, что в своем каждодневном спокойствии ему иногда казалось, что он совсем не помнит своего детства и Стэнфорда. Он никогда не говорил об этом Дину, но знал, что брат чувствует то же сомнение. Это было как счастливое затишье перед бурей, но Сэм не повторил ошибки – он не думал каждый день о том, что грядет. Он жил. И в этой жизни ему казалось, что большего нельзя желать.
Этот сон приснился ему год спустя, и он сел на кровати в несколько расстроенных чувствах. Габриэль спал рядом с ним, совсем как во сне, только он был гораздо старше, и возраст смягчил черты его лица, заставил волосы стать еще светлее и распрямил их, так что художественный бардак теперь было трудно навести. Одеяло соскользнуло с его спины, явив самый край татуировки, и его нарисованные крылья заставили его вспомнить о скандале, что им пришлось пережить. В тот день Габриэль отказался ставить отличную оценку идеальной ученице, которую все тянули на диплом с первого же дня в университете, и она решила подставить учителя. Она подглядела за тем, как Сэм пришел к нему после пар – самое забавное для Сэма было то, что он тогда ничего особенного не делал. Габриэль был настолько усталым, что он только походя поцеловал его, поддерживая этим жестом. Он сидел рядом с ним все то время, что Габриэль вынужден был работать с бумагами, иногда отвлекая и заставляя улыбаться, иногда беря его за руку, иногда касаясь колена. Он болтал обо всем, что случилось за день, а Габриэль просто слушал его, и ему как будто бы было легче. Его ошибка была в том, что, собираясь домой, он остановил Габриэля у стола и поцеловал со всей доступной ему страстью, так что вынужден был подхватить своего парня, когда ноги отказались держать его. Они не считали, сколько встречались, но почему-то именно в тот день ему захотелось отвлечь его воспоминаниями о самом удивительном начале отношений. Габриэль рассмеялся, когда Сэм, оторвавшись от его губ, объяснил ему мотив такого поступка и поцеловал в ответ. Сэм обожал, когда Габриэль целовал его первым, потому что тогда его попытка стать выше поневоле вызывала улыбку, и Сэм всегда приподнимал его, перехватив за талию. Иногда дома он не ограничивался этим и поднимал под бедра, когда притяжение Габриэля было выше всяких границ. Последний раз так было, когда он откопал какие-то серые мягкие штаны, сидевшие так низко на бедрах – стоило Сэму взглянуть на них, как его сердце на мгновение остановилось, а разум затопило странными ощущениями вечерней комнаты, хотя был яркий день. Он едва донес смеющегося Габриэля до спальни, раздираемый ощущением, что возьмет его прямо в коридоре – так сильно желание и что-то еще разрывало его изнутри. Словом, в тот день девушка умудрилась заснять их, и тот невыносимый кошмар длился всю неделю Габриэль приходил домой и просто молчал – они жили тогда в его квартире, где некуда было спрятаться, и Сэм знал, что в тот момент он решал, стоит ли Сэм такого.

Он никогда не был так не уверен и испуган, когда возвращался в последний день с одной единственной покупкой. Он уже видел по глазам Габриэля просьбу расстаться и решил не размениваться на слова о том, что умрет – он не умрет, он просто сойдет с ума и однажды все равно заберет Габриэля с собой. Он успел сделать это прежде, чем Габриэль произнес ту просьбу.

Он сделал прежде, чем сомнения и страх отказа захватили его. Это не было гарантией, что на них перестанут нападать, это было гарантией, что они выдержат это вместе. Он действительно упал на одно колено, наблюдая за тем, как в глазах Габриэля отражалась растущая паника. Он хотел сказать «нет» по инерции. Только признание Сэма – впервые сказанное вслух – что он думал об этом так давно, и это давно было темой-табу для них, Габриэль сдался. Неважно, что для регистрации нужно было ехать в единственный во всей Америке штат, где это было разрешено – это бы успелось. Один факт того, что Габриэль носит такое же кольцо, как у него, делало Сэма сильнее каждый раз, когда каждый на его потоке счел сообщить ему, что он думает о всяких педиках. Это было совершенно неважно, потому что Габриэль носил то же кольцо на той же руке.

Он снова натянул одеяло на его плечи. Было совсем раннее утро, когда он вспомнил услышанную во сне фразу. Осторожно встав с кровати, чтобы она не издала не звука, он взял ноутбук Габриэля и с ним спустился в гостиную, благо квартира была двухэтажной – он искал на его профилях, на его диске с фотографиями, в интернете любое упоминание о годе его выпуска, пока не нашел сайт школы, где были фотографии с того вечера и список выданных дипломов. Габриэлю Трикстеру не был вручен диплом лично. Он успел захлопнуть ноутбук до того, как заспанный Габриэль спустился в гостиную. Футболка сползла с одного плеча, а волосы были чудесным образом растрепаны, ровно так, как у Сэма не получалось сделать никогда.

- Почему ты не спишь? – спросил он, изо всех сил стараясь не зевнуть. На нем были те же печально известные серые штаны, и у Сэма создалось впечатление, что это был способ его подразнить. Он улыбнулся и покачал головой – это бывает, просто лето, слишком жарко, чтобы спать. Габриэль, подумав, кивнул и хотел пройти мимо него, чтобы открыть окно, когда Сэм поймал его за руку. Охнув от неожиданности, Габриэль приземлился всем своим весом на его колени. Он возмущенно наградил Сэма взглядом, который должен был сказать все, что он о нем думает, но, встретив сопротивление в виде слишком теплого взгляда, он махнул рукой и отказался – этому Сэму что в лоб, что по лбу. Он поставил ноги, согнутые в коленях, на диван и прислонился к плечу Сэма. – Я вчера подумал о том, что мог бы пойти работать в больницу… Когда ты закончишь университет, - Сэм удивленно посмотрел на него, обнимая за плечи одной рукой и другую устроив на его бедрах. – Я не то, чтобы нажил себе здесь много друзей, а после той истории и вовсе, - он покрутил кольцо на безымянном пальце. – Я не жалею, - предупредил он любое чувство вины Сэма. Ему хотелось извиняться. В вырезе футболки виднелся черный шнурок, оплетавший его шею, когда Сэм заметил на его запястье деревянный браслет. – У тебя нашел, - пожал плечами Габриэль, не понимая взгляда Сэма. Сэм осторожно взял его за руку и поднес к губам, прижимаясь губами к деревянным бусинам. Он хотел когда-то купить на шею такой же, но не нашел, был только браслет. И теперь он оплетал запястье Габриэля.

- Мне не так важно, где ты будешь работать, - произнес он, целуя центр ладони и кожу запястья под браслетом. – Важно, чтобы она не задерживала тебя вечерами и ночами, - признался он, никогда до сих пор не заговаривая о потребности видеть Габриэля рядом с собой – иногда, когда утром он просыпался в одиночестве, на него накатывала паника без определенной причины.

- Ладно, сейчас это не так важно. Ты не хочешь съездить к Дину? – спросил он, улыбаясь отвлеченно, когда Сэм поднялся поцелуями к его локтю. – Мне кажется, Бен хотел бы с тобой познакомиться, а я….

- Скажи, что ты просто хочешь увидеть моего брата, - заметил Сэм, и Габриэль раздраженно щелкнул его по лбу, отнимая руку. В этом не было ничего странного, но пугало Сэма неизвестностью. У него складывалось впечатление, что после этого он больше не будет интуитивно знать, как поступить. Он поднял руку по его бедру, задирая футболку и ловя его на провокации – штаны снова были так низко, как его всегда захватывало, словно это когда-то имело ключевое значение. Габриэль отвернулся так, словно он ничего такого не имел в виду, но по едва заметному ответу его бедер, когда Сэм положил руку на его обнаженный бок, Сэм угадал его настроение. Но пришедшая ему в голову идея остановила его, и Габриэль разочарованно закусил губу – когда-то точно так же в своей квартире во время одной из ссор он признался Сэму, что боится, будто бы не привлекает его в этом плане. Вся выдержка, что Сэм использовал, лишь бы не спугнуть его, слетела в ту же секунду. Это и был тот самый первый раз. Вспоминать о нем – значило мгновенно переориентировать утро, а его идея приобретала все большую четкость.

- Найди на сегодняшний вечер костюм, - он с трудом оторвался от того, чтобы не дразнить его. Габриэль не любил сюрпризы, но то, что Сэм придумал, было сродни ночному Беркли – необходимо в своей неожиданности.
На то, чтобы приготовиться, у него ушел весь день. Он обшарил все места в интернете, которые подходили бы, все школы, которые были в ближайшем округе. Уйдя с последней пары и попросив его прикрыть, он раздобыл и себе костюм и то, что должно было вечером стать символом его идеи. Расплачиваясь, он покраснел под осуждающим взглядом продавщицы, пришлось выдумать, что сестре. Она подобрела, но не особенно сильно. Он снова договорился обо всем – о машине, заранее побывал на месте и с трудом отсидел до вечера в их квартире, ожидая Габриэля. Он встретил его, вымотанного, прямо на пороге, отнимая и рюкзак, и заставляя стягивать кофту. Он был так захвачен предстоящим вечером, что даже не пытался зайти в душ или увлечь в очередные поцелуи, соскучившись за день – перед ним стояла задача гораздо более важная, чем это. Он с нетерпением сидел в гостиной, натянув на себя костюм и чувствуя себя глупо – он сразу становился неловким в пиджаке и этих брюках и, как следствие, стремительно потел и краснел от неудобства. Когда Габриэль неловко кашлянул с верхней ступени лестницы, Сэм замер, не в силах отвести от него взгляд – его костюм сидел на нем несравнимо лучше, как будто Габриэль и вовсе был рожден носить официальную одежду. Пиджак идеально подчеркивал его плечи и осанку, которую не каждому удается сохранить, особенно на такой работе, а черный цвет рубашки оттенял бледную кожу. Свободные штаны, спадавшие до совершенно новых ботинок, делали его зрительно выше. Он смущенно провел по волосам, поправил светло-коричневый галстук, отделявший черную рубашку от черного же пиджака, после чего наконец спустился.

- Глупо себя чувствую, - признался он, разглаживая морщины на пиджаке. Он замер, когда Сэм прикрепил аккуратную бутоньерку с белыми цветами. Он разглядывал белую ленту, оплетающую цветы, и такие же красивые белые листья, что вместе выглядело очень аккуратно и красиво. После чего он наконец поднял взгляд на Сэма, находя и на его груди точно такую же.

- Твоя мама будет нас фотографировать? – спросил его Сэм, после чего Габриэль, наконец, сообразил.

И покраснел.

- Я проболел выпускной, - признался он тихо, касаясь цветов на лацкане пиджака. – После этого у меня было ощущение, что я так и не отучился в школе, как все остальные. Не то, что никто бы не сводил меня туда из тех, с кем я бы пошел, но как символ…

- Никогда не поздно, - шепнул ему Сэм, приобнимая за талию и выводя из дома. Габриэль был настолько ошарашен его идеей, что даже не пытался угадать, куда они едут.

На этот раз его рука нашла бедро Сэма и неловко погладила его сквозь ткань штанов. Поднять взгляд на Сэма он не смог – они оба были зачарованы тем, как привычно на его левой руке выглядит их словно бы обручальное кольцо. Застеснявшись его, Габриэль хотел отнять руку, но Сэм не позволил. Он, не отрывая глаз от темной дороги, сжал его руку своей.

Дорога проходила в молчании. Сэм был занят ощущением предвкушения того, когда он сможет показать ему выбранное место, а Габриэль все больше и больше думал о том, как неловко будет прийти на школьный выпускной. Когда он хотел убедить Сэма повернуть назад, стараясь убедить его, что он оценил идею, Сэм только, улыбнувшись, свернул с подъездной дороги, ведущей к освещенной школе, где как раз проходил этот бал, к подножью холма. Он протянул руку Габриэлю, помогая выйти из машины, после чего провел по сухой земле на самую вершину. И хотя она была почти вся скрыта деревьями, стоя там, казалось, что ты прямо на спортивной площадке, ровно там, где решили устроить выпускной в этой школе. Они успели минута в минуту.

Габриэль снова очарованно разглядывал огромное количество разодетых подростков, стесняющихся друг друга. Он не выделял кого-то, просто смотрел на то, как парочки сменяются компаниями, как собираются преподаватели, а по периметру гаснут прожекторы, заменяясь самыми разнообразными фонариками. Наконец диджей объявил начало их последнего вечера в школе, а вместе с тем – и танцев.

Сэм протянул руку Габриэлю, приглашая его танцевать. С этого холма и впрямь казалось, что ты среди того света, среди той музыки, что раздавалась на всю округу. Это был медленный танец, самый нужный и единственный символичный из всего вечера. Габриэль нерешительно принял его руку, прошептав, что совсем не умеет танцевать, но на этом холме некому было оценить его танцевальные способности. Странное чувство захватило Сэма, когда он положил руки на его талию – ему казалось, что в тот момент существует два Сэма, для каждого из которых существует свой Габриэль, лишь с тем различием, что второй был гораздо моложе и неуклюжее, и их попытка потанцевать, кажется, в комнате общежития закончилась смехом и падением. Это было давно, не с ними, не могло быть с ними. Теперь они оба другие.

Габриэль положил голову ему на плечо, слушая медленную и плавную музыку. Он молчал, но Сэм и без того знал, насколько он тронут – это тот талант чувствовать другого человека, который появляется только со временем… и с правильным человеком. Он позволил теплому вечеру увести и себя в то время, когда он должен был заканчивать школу. Это не принесло приятных воспоминаний, но он всегда мог придумать их себе. Что, если бы они встретили друг друга еще в школе? Хватило ли бы им ума, чтобы понять, какими прочными могут быть их отношения, а силы воли, чтобы добиться этого? Наверное, это стоило оставить в прошлом – больше не так важно.

Музыка сменялась с быстрой на медленную, но их танец оставался таким же. На третьем или четвертом, когда первой песни оказалось достаточно, чтобы стать их песней, Габриэль поднял голову и жестом притянул его к себе. В отсветах огней со спортивной площадки Сэм впервые понял, что этот Габриэль больше совершенно не тот, каким он его когда-то угадал.

Но, что самое важное, в глазах Габриэля и он больше не был таким Сэмом. Прошлое ушло, когда он поцеловал Габриэля, как никогда не целуют на выпускных – без спешки, без изучения и теперь, спустя год, с одним лишь признанием в том, что только с ним он справится. Он готов отвезти его хоть к Дину, хоть к Бобби, которого он за год эгоистично забыл. И даже если его брат не поймет, это будет неважно, потому что нужно лишь переступить прошлое, его стереотипы и ощущения. Они продолжали танцевать с закрытыми глазами, обмениваясь неглубокими, иногда почти наивными поцелуями, когда Габриэль неожиданно произнес:

- Спасибо, - и это слово скорее горячим дыханием почувствовалось на его губах, нежели услышалось. – Сэм, - его имя впервые было произнесено с такой чистой благодарностью и тем же признанием, о котором не стоит говорить вслух. Он улыбнулся, прислонившись лбом к его лбу – он рад, что он не встретил Габриэля в школе или чуть позже, во время проблем с семьей. Он рад, что их выпускной – именно такой. Он отпустил Габриэля, проведя по его спине, натянутой ткани пиджака, после чего вытащил бутылку. Он не стал брать с собой много, но без этого выпускной не выпускной. Подумав, он добавил туда и алкоголя, решив, что они в отличие от тех детей внизу давно совершенно летние. Разлив пунш по двум специально взятым с собой и завернутым в полотенце стаканам, он вернулся обратно и предложил его Габриэлю.

Алкоголь не действовал на него так, как его улыбка. Они стояли на холме, скрытые нависающими деревьями, и смотрели на то, как внизу совершаются ошибки, ломаются жизни, а, может, и звучат признания в любви. На каком-то быстром танце выпускники сумели станцевать в одном темпе единым флэшмобом, после чего площадка взорвалась бумажным конфетти. Сэм взял Габриэля за руку, опуская стакан на землю. Свет внизу погас, так что даже их холм на мгновение скрылся во мраке, после чего то тут, то там начали зажигаться маленькие огоньки. Они летели стремительно вверх, поднимаясь от тепла зажженного огня, а внизу им вслед загадывались желания. Летним вечером это было одно из самых красивых зрелищ, которое только можно было увидеть. Этого было достаточно, чтобы потянуло в груди желанием вернуться в прошлое и разделить с ним настоящее. Они стояли, быть может, десять минут в безмолвной тишине, провожая вместе пусть и с пьяными, но счастливыми и оттого шокированными выпускниками, подняв голову и смотря в небо, на котором наконец-то стало можно различить звезды.

Нарушать тишину в машине не хотелось. Они снова молчали, но на этот раз Габриэль, смотря в окно, то и дело улыбался. Он задумчиво теребил в руках бутоньерку, но осторожно, боясь помять ее. Уже у самого дома он как-то особенно хитро посмотрел на Сэма, после чего произнес:

- Выпускной вечер на этом обычно не заканчивается, - сказал он, не сдержав простую улыбку. Сэм коснулся проступивших ямочек на его щеках, после чего сыграл в обманутую невинность:

- Как, меня пригласят на чай?

- Ага, на чай, - протянул Габриэль, открывая дверцу машины. Он стоял, прислонившись к открытой входной двери, после чего обнял подошедшего Сэма.

- А мама разрешит? – пробормотал Сэм, снова скользя руками по его спине. – А то вдруг забеременеешь, в университет не поступишь…

- Заткнись, - фыркнул Габриэль, не давая Сэму даже закрыть за собой дверь. Он отвлекся, чтобы стянуть с себя пиджак, и прохладная подкладка скользнула по его обнаженным рукам. Он стянул пиджак и с Сэма, не озаботившись даже тем, чтобы повесить их на вешалки. Он провел по напряженным выступающим на плечах Сэма мышцам, ожидая, пока он стянет ботинки, после чего был застигнут врасплох. Вместо того, чтобы подхватить его, скажем, романтично на руки или хотя бы эротично под бедра, он перекинул Габриэля через плечо и совершенно спокойно пошел по направлению к лестнице. Габриэль возмущенно забарабанил ладонями по его спине, требуя его отпустить и вместе с тем не пытаясь сдержать смех. Сэм не сдался и отпустил его только у двери в спальню, замирая перед ней так, словно он был школьником, провожавшим симпатичную ему барышню и не знающим, будут ли его целовать. Габриэль без труда разобрал его намек, поцеловав в одно мгновение его нижнюю губу, после чего чуть оттянул зубами, дразня, но не давая себя поцеловать. Сэм недовольно зарычал, снова поднимая его, на этот раз так, как Габриэль и хотел – под бедра, прижимая к своей груди поперек спины и задирая рубашку. Он ввалился так вместе с Габриэлем в их спальню, по наитию и привычке находя кровать, после чего осторожно опустил его на прохладное покрывало. Он поднялся на локтях, наблюдая за тем, как Сэм стягивает рубашку просто через голову, расстегнув лишь несколько верхних пуговиц. Его взгляд скользнул по обнаженной загорелой груди, задерживаясь на темной татуировке, после чего он улыбнулся и поднял руки к своим пуговицам. Он расстегивал слишком медленно, выводя Сэма из себя, так что тот, не церемонясь, просто разорвал ее, потянув за полы. Он понял Габриэля, подложив ладонь под его поясницу и помогая стягивать рубашку с плеч, отвлекаясь на то, чтобы прижаться губами к его ключикам, груди и основанию шеи в лихорадочном порядке. Он хотел этого еще в машине, по правде говоря – еще с утра, на самом деле – каждый день с тех пор, как он увидел Трикстера в университете. Когда-нибудь он бы рассказал ему о том, как проводил ночи весь тот месяц, что осознавал свою страсть к преподавателю, неожиданно оказавшуюся большим, чем простое желание. Для него не было цели только удовлетворить потребности тела. Ему важно было, чтобы этот вечер запомнился так же, как и выпускной.

Минул тот момент, когда прикосновения носят лишь ласкающий характер. Стоило ему скользнуть языком по лихорадочно поднимающейся и опускающейся груди, как между ними все изменилось – вспыхнувший жар взаимного желания заставил их обоих покраснеть и снова потянуться навстречу друг к другу. Габриэль выгнулся, прижимаясь к его груди собственной обнаженной грудью, оставляя за ним право поднимать его бедра к своим. Сэм перекатился на спину, даже не замечая его веса, видя лишь только то, как он закусил губу едва ощутимо, отстраняясь от ощущения прикосновения кожа к коже. Габриэль мгновенно соориентировался, по-своему повторяя те же прикосновения – прикасаясь чуть дольше, где-то совсем мгновенно, оставляя на шее темнеющие следы, пока руки Сэма беззастенчиво гладили его спину, спускаясь к ягодицам. Он накрыл их ладонями, сжимая через ткань штанов, заставляя его снова выгнуться, прижимаясь бедрами к его бедрам, так что скрывать возбуждение становится просто невозможным. Сэм не позволил ему отстраниться, губами касаясь покрасневшей щеки. Он пожалел, что они так быстро оказались в постели, и не было времени посшибать что-нибудь на своем пути, потому что у них еще не было так, без голой страсти. Он думал так прежде, чем Габриэль сжал сквозь ткань его возбужденный член.

Он сел на кровати, притягивая его к себе, не заботясь о том, что его ногти оставляют на спине Габриэля царапины над талией. Он не знал, что поцелует в следующую секунду – плечо, скулу, кончик носа или ямочку в основании шеи, и эта выматывающая игра наконец заставила Габриэля запрокинуть голову и застонать. Вибрацию его стона Сэм успел ощутить языком, прижав его под кадыком, зубами чуть проведя по его возвышению, после чего наконец губами, самым неприличным образом языком проводя от кадыка до подбородка, улавливая едва ощутимый запах от его мокрых волос, срываясь ладонями на его бедра и проводя по ним от ягодиц до колена, наклоняя его самого вперед, на одно из своих согнутых колен, поднимая и его бедро. Заставив Габриэля напрячься, чтобы удержаться, он с восхищением целовал каждую проступающую мышцу, руками чувствуя дрожь его бедер. Лунный свет был единственным, что освещало комнату, и в этом положении его влажные волосы казались совершенно золотыми, как и полуприкрытые глаза.

Он успел расстегнуть пуговицу и молнию ширинки, когда понял, что под штанами ничего нет. Он вновь поднял Габриэля лицом к себе, и он сделал это слишком театрально, прогнувшись в спине, так что Сэм не отказался от предложенных к его губам потемневших сосков – он обвел языком каждый из них, ощущая, как от нестерпимого желания Габриэль сжимает стальной хваткой его плечи. Но с его стороны не одевать вообще ничего было совершенно недопустимо, поэтому он потянул его штаны вниз, как делал обычно, после чего мгновенно развернул его спиной к себе, усадив меж своих разведенных бедер. Он провел ладонями по его внутренним сторонам бедер, и Габриэль немедленно свел их, снова сжимая бедра Сэма руками от невозможности прикоснуться к себе – Сэм никогда бы не позволил. Нежная кожа под его горячими ладонями покрылась мурашками, и он медленно развел ноги в стороны, гипнотизируя этим. Кожа его члена потемнела от избытка прилившей крови, но Сэм все равно не стремился прикасаться к нему. Он изматывающе медленно провел снова вверх, опасно приближаясь к возбужденному органу и снова минуя его, накрывая ладонью напряженные яички. Габриэль бессильно откинулся к его груди, частым дыханием заставляя татуировку словно бы жить саму по себе. Сэм целовал выступающие позвонки на его шее, когда Габриэль наконец взмолился о том, чтобы это прекратилось. Сэм последний раз провел по влажному животу, спуская ладонь вдоль жестких светлых волос, пока наконец не обхватил ею основание члена, слегка пережимая. Габриэль поднял руку наверх, чтобы держаться за его шею, не в силах сдерживать больше стоны. Каждое движение вдоль всей длины сопровождалось похожим движением языка за ухом, и он в конце концов не выдержал и снова застонал, закрывая глаза. Он поднимал бедра навстречу ласкающей его руке, слепо подаваясь навстречу языку и губам, что творили что-то невообразимое за ухом – там, где одно прикосновение способно было свести его с ума. Наконец он остановил руку Сэма, сосредоточившись только на том, чтобы дышать равномерно – это значило, что он слишком увлекся этим, что проворонил момент, когда можно было остановить подступающую разрядку. Он слез с кровати и мгновенно упал на колени, за руку подтягивая Габриэля к себе, бессильно оперевшегося руками о кровать, после чего поцеловал всю ту же внутреннюю сторону бедра – кожа там была нежнее и тоньше любых других мест, а потому гораздо чувствительнее. Он ощутил, как сократились мышцы по кожей, провел еще дальше, оставляя влажно блестевшую дорожку слюны, после чего неожиданно резко провел языком по потемневшей и сухой коже его члена, не отвлекаясь на пульсацию в собственном, входившую в унисон со стонами Габриэля.

Он оставил одну из рук на талии Габриэля, другой помогая себе там, где не смог достать губами. Захватив сперва сначала головку, он медленно продвигался вперед каждый раз, как удостоверялся, что провел языком со всех сторон, и эта пытка продолжалась до тех пор, пока он не подавил рефлекс. Двинувшись назад уже быстрее, он с каждым разом ускорялся настолько, насколько мог, пока Габриэль не потянул его бессильно за волосы наверх. Сэм послушно отстранился, слизнув нитку слюны, и это неожиданно стало для Габриэля последним движением, на которое у него не хватило воли. Он выгнулся, произнося на выдохе Сэма, измазав спермой подставленную руку Сэма.

- Прости, я должен был, - Сэм заткнул его немедленным поцелуем, после чего отстранился и слизнул белесую жидкость с ладони. Габриэль не смог смотреть на это спокойно, падая назад и не возражая против нависающего над ним Сэма. – Мне просто нужна передышка, - произнес он тихо, пытаясь отдышаться. Он закрыл глаза, переживая электрические импульсы, что вспыхивали прямо перед ними и все еще испытывая тянущее ощущение в животе от второй волны дрожи, что снова захватила его тело. – Сэм, я…. Мне кажется, что… То, что было, оно закончилось, - он проговорил это, не открывая глаз. – Словно мы повторили то, что нас связывало, - Сэм задумчиво провел по его подбородку, встречаясь с ним взглядом.

- И? – сказал он, большим пальцем проводя по его искусанным губам. Собственное возбуждение мешало думать, и только огромных усилий стоило просто лежать рядом и пережидать вместе с ним этот период отдыха. – Что мешает идти дальше? – он, тяжело вздохнув, провел по его плечу – возбуждение пульсировало, кажется, во всем теле и мешало думать, и он с радостью бы поговорил, но желательно после того, как избавиться от этого тянущего ощущения. Габриэль воспользовался его состоянием, толкнув его на спину и оказываясь сверху.

Он прижал палец к его губам, пресекая любое возражение, против чего, протянувшись за оставленным на ночном столике кремом, медленно выдавил на пальцы столько, сколько ему нужно было. Сэм стянул с бедер штаны вместе с нижним бельем, не представляя, сколько еще он продержится, вынужденный наблюдать, как Габриэль готовит себя для него. Он несколько поморщился, растягивая сперва одним пальцем, затем добавляя еще один, после чего спокойно выдохнул и посмотрел лишь краем глаза на Сэма, подзывая его к себе. Секунды тянулись слишком медленно, когда он помогал рукой направлять член Сэма, приставив его ко входу.

Так же мучительно медленно он опускался, коленями упав на кровать по обе стороны от бедер Сэма и наконец впуская его в себя до конца. Он склонился над Сэмом, оперевшись ладонью о его живот и закрыл глаза, пережидая неприятные ощущения – последний раз был почти неделю назад, а с этим у Габриэля были свои проблемы. Сэм успокаивающе провел по его волосам, вспоминая, как каждый раз в начале неизменно жалеет о том, что попросил об этом и как забывает к концу. На этот раз Габриэль привыкал слишком долго, и Сэм осторожно, чтобы не причинить ему боль выходом, перевернул его на спину, извиняясь прикосновением губ к его губам за причиненную боль, когда Габриэль потянул его на себя, неожиданно быстро поднимая ноги и скрещивая лодыжки за его спиной. Потерявший всякий контроль над своим желанием, доведенным до последнего, Сэм двинулся снова вперед и назад, безошибочно находя нужный угол, испытывая облегчение от того, как выражение боли сменяется выражением тягучего удовольствия на лице Габриэля. Он смотрел на Сэма из-под полуприкрытых век, облизнув быстро губы и подаваясь бедрами навстречу, разводя их так широко, как только мог. Каждый раз они слишком увлекались ласками и никогда не могли продержаться долго в этом положении, слишком сильно горячее давление ощущалось возбужденным до последнего членом, причиняющим боль от длительного воздержания, но этот раз был особенным.

Он не знал, сколько это длилось. Жар их тел не отпускал его, а ритмичные движения и вовсе все сильнее и сильнее заставляли его испытывать томление, неизбежно приводящее к разрядке, как и влажное скольжение по коже, одним лишь звуком заставлявшее испытывать волны нового жара. Он не мог больше целовать Габриэля, не мог думать ни о чем, кроме разрядки, напряжением собственного тела отвечая на напряжение тела Габриэля. Он снова был возбужден, пусть и не так сильно.

Последние движения проходили до инерции, и сквозь шум крови в ушах до Сэма начал доходить и недвусмысленный скрип кровати, который сообщил, вероятно, всем соседям, чем они занимаются. Он слышал приглушенные стоны Габриэля, уже не настолько громкие, как если бы у него не осталось сил, и каждый тем не менее продолжал вызывать в нем отклик, вырывая словно бы что-то из груди. Габриэль как-то в одну секунду сжал мышцы вокруг него, и этого оказалось достаточно, чтобы копившейся жар, дрожь и удовольствие в одном мгновенно захватили его тело, лишая воли, способности мыслить, видеть и чувствовать. Он потерял счет времени, сколько продолжалось это состояние, заставлявшее его мышцы расслабляться по собственной воле, сколько он не чувствовал собственного веса.

Когда он открыл глаза, он обнаружил, что Габриэль сидел на краю кровати, потягиваясь и собираясь в душ. Он уснул прежде, чем Габриэль вернулся оттуда. Он не слышал, как Габриэль, сев на кровать с его стороны, провел по его волосам и тихо произнес:

- Выходи, Люцифер. Я знаю, что все это твоих рук дело. Я, может, не помню, но я прочел его дневник и дневник его отца. Зачем тебе это было нужно?

- Чтобы ты приручил мне его, - незнакомый ему человек стоял в углу спальни, сложив руки на груди. – Небольшое шоу по договоренности с ангелами, чтобы я мог без лишних проблем забрать его тело себе. Ради тебя он отдаст все, Габриэль, - он не помнил ничего из того, что Люцифер стер из его памяти и не надеялся восстановить. Люцифер подошел к нему со спины, положив руку на плечо.

- Ты забудешь и это, Габриэль. Это будет моя плата за то, что ты сделал для меня, - он был слишком уверен в своей победе и в своей способности стирать память. Весь этот год Габриэль ощущал чужое присутствие рядом с ними, видел тех, кто следил за ними, однажды заметив черные белки глаз. Весь этот год он старался убедить себя, что прочитает лишь и больше ничего, но чем больше читал, тем больше текст казался ему знакомым. Пусть Люцифер лишил его памяти безвозвратно, подстроив любовь, которую, видимо, так и не смог признать, даже случайно создав, пусть он изобразил победу для Винчестеров, пусть даже со стертой памятью не смог забрать тело Сэма, это не означало, что Габриэлю больше нечего терять.

- Передай привет Отцу, - произнес он, развернувшись и воткнув нож архангела под ребра, прямо там, где располагалось сердце его весселя и Благодать. Люцифер недоверчиво смотрел на него, сжимая кровоточащей ладонью нож.

- Откуда? – успел только и произнести он прежде, чем исчезнуть в ярком свете, оставив после себя лишь отпечаток огромных черных крыльев, сгорающих в воздухе. Нож беззвучно упал на темный ковер. От содеянного его трясло и тошнило, даже сжимая в руках этот нож, он не верил до конца, что это возможно, что он в самом деле кто-то другой, что Сэм не должен был быть с ним, что вся его жизнь придумала. Он содрогнулся еще раз, бросившись к туалету – он только что кого-то убил. Придя в себя на холодном кафеле ванной комнаты, он наконец смог вытащить мобильный телефон и набрать номер.

- Ты был прав, Дин. Не знаю как, но прав.