Закончен

[archangel-trickster]

Название: Мистер Трикстер
Автор:  Sgt. Muck
Бета:  sovy6ka
Пейринг: Сэм/Габриэль
Размер: макси (111 стр.)
Рейтинг: NC-17
Статус: закончен
Жанр: АУ, романтика, юмор, повседневность, психология, философия
Предупреждения: ООС, нецензурная лексика, first time
Саммари: Колледж, целью которого подготовить студентов к общеобразовательной программе университетов, дабы помочь им после сконцентрироваться на предметах специальности. Но пусть и трехгодичный, колледж был и остается местом приобретения опыта, совершения ошибок... и новых знакомых, будь то друзья или враги.
В тексте использованы следующие песни:
1) Era - Cathar Rhythm
2) Enigma - Angels Weep
3) Matt Cardle - Starlight
4) Deep Forest - Sweet Lullaby
5) Vangelis - Ask the Mountains
6) Kenny G - Sentimental
7) Bruno Mars - Runaway baby
8) Tyrone Wells - Time of our lives
9) Yello - Desire

Чудесный арт авторства SelenToriey: cs417229.userapi.com/v417229169/1903/-4ImpE_tHr... и еще один не менее прекрасный cs407528.userapi.com/v407528169/71c9/6M5rzuosjU...
И еще один волшебный арт от Aalisse: a1.beon.ru/i/temp/98021542/0.png
В честь окончания мне был подарен Алексом Тайлером еще один замечательный арт! cs7001.vk.me/c411729/v411729216/7604/JGFUzGFl5Y... + cs7001.vk.me/c411729/v411729216/7615/EXIILfnBUB...

Написано по заявке на фикбуке



7.
В том, чтобы посмотреть на свою жизнь глазами отжившего человека, нет никакого пафоса. Нет мучительных сожалений, нет ярости, ведь то, что ты сделал, соответствовало тому, как ты думал на тот момент. Случайности, поступки, которые кажутся нам глупыми и идиотскими пусть даже секунду спустя, не могут расцениваться нами с точным негативом, ведь порой только благодаря этим ошибкам мы получаем возможность или шанс, таким образом расплачиваясь вперед. Иногда нам кажется, что жизнь проходит мимо нас, иногда дни летят слишком быстро, и ты с трудом можешь сказать, оставил ли ты после себя след. Так думают те, кто рожден быть альтруистом. Сэм альтруистом не был. У него всегда была эгоистичная цель, пусть он понимал ее только сейчас – сперва уйти и жить нормальной жизнью, встретить девушку, полюбить, а затем… в общем смысле, затем он хотел доказать, что не зависит от предсказанности, от работы демонов, которые подстроили встречу его родителей и встречу его самого с Джессикой. Она осталась в его памяти двумя-тремя эпизодами, и сейчас, будучи привязанным к дереву слишком крепко, ему оставалось только думать о том, что он не любил ее. Он хотел любить ее, настолько светлую и невинную, не имеющую понятия о том, что происходит в этом мире, и он хотел научиться у нее этому. Как принимать все черные стороны мира и жить с этим, не волнуясь о том, что происходит с другими. Смотреть эпизоды своей жизни, вытаскивать из памяти самые постыдные, вроде страсти к демону, самые неловкие вроде первой попытки переспать с девушкой, самые радостные, когда они все же нашли отца, и самые печальные. Как будто кто-то другой прожил за него жизнь. Ни один человек на свете не мог сравниться с ним по количеству прожитых событий, и, вероятно, он был рожден, чтобы пережить их, ведь иначе он бы перегорел.

Говорят, теперь не только в городах, но и в лесах вокруг трудно различить звезды. Это не так. Сэму было доступно лишь шевелить головой, потому он смотрел на чудесное покрывало из серебряных звезд на темно-синем вечернем небе. Еще одна и еще, те, что видно лишь углом зрения, слишком слабые, чтобы прямой взгляд уловил их. Острый полумесяц, прятавшийся за верхушками сосен. Прохлада от сырой земли забиралась под одежду, но Сэму недолго оставалось быть связанным в этом положении.

- Какого хрена? – он рванулся бессильно к Захарии, в безупречно чистом отглаженном костюме стоявшему перед ним, но не смог пошевелить и рукой. – Что, блять, других способов поразвлечься не нашел, извращенец крылатый? – в нем иногда просыпались черты Дина. Немудрено, они были братьями, хотя и с первого взгляда совсем разными. В нем горела ярость, рос гнев. Ангел вернул их обратно – это было похоже на дуновение сухого ветра, обжигавшего кожу, после чего он попросту открыл глаза там, где все это время находился.

- Всего лишь пара часов, Сэм, и ты никогда бы не узнал, что произошло, - поморщился Захария. За его спиной темнело небо, вступала в свои права ночь. За его спиной к поляне шел и Люцифер. Поднимался ветер, гнущий деревья, и сопровождавший каждый его шаг треск древних стволов, где-то раздавались раскаты грома, а длинная темная трава под ногами тихо шуршала, выстилая ковром дорогу Королю Ада к его новому вместилищу. – Ничего личного, Сэм. Это должно произойти, и это произойдет. Не нам с тобой решать. Разве я создал плохой мир? Разве я поступил негуманно? Ты и твой брат не смогли отличить тот мир от реального, так не лучше ли было оставаться в нем? У тебя было все, Сэм. Учеба. Будущее. Дружба. Любовь.

- Что ты вообще знаешь о любви, - зарычал Сэм. Веревки впивались в кожу. За спиной Захарии уже виднелось красноватое свечение, исходившее из глубин леса. Время приближалось неумолимо. – Где Дин?

- Там, где ему положено быть. Михаил не так терпелив, как Люцифер. Все мы, в конце концов, ничто перед ними. Иногда, Сэм, полезно уважать старших, даже если их поступки кажутся тебе неправильными. За те тысячелетия, что они провели в этом мире, они разумеют больше, чем какой-то обычный человек. Ты обычный человек, Сэм. Тебе лишь не повезло.

- О, так это подарок? Не знаешь, кто победит? Хочешь выслужиться перед обоими? – усмехнулся Сэм. Что-то внутри него разгоралось сильнее гнева, сильнее раздражения и безысходности. На смену беспомощности приходила сила. Перед его взором стояло не лицо брата, не его решимость победить, во что бы то ни стало, ни его правильный взгляд на мир, единственное правильное, чем никогда не обладал Сэм. Он снова и снова вспоминал Габриэля. Черт возьми, он был самым обычным человеком, только лишь внешне напоминавшим архангела. В этот раз Сэм был уверен – его чувство не было связано ни с иллюзией, ни с тем, что их что-то связывало в прошлом хотя бы иллюзорно. Оно просто было. И не нужно было решать, что правильно, а что нет. Перед ним стоял только один вопрос – существовал ли тот, кого он полюбил, взял ли его образ Захария от реально существующего человека? Почему-то в этом вопросе крылась вся сила Сэма, необходимая ему, чтобы и сейчас одержать верх.

- Это называется предусмотрительностью, Сэм. Не скажу, что мне было приятно с тобой общаться, - и Захария исчез, оставив после себя отзвук шороха крыльев. Оставалось только бессильно ждать, когда же появится тот, от кого они бегали, пожалуй, на протяжении целого года. Было ли ему предсказано то, что он начнет борьбу? Как знать, какого шага от него ждут?

Он не был шестнадцатилетним подростком. Он даже не был тем ботаником, чью роль играл во сне. У него не было комплексов роста, не было проблем с братом, не было проблем в отношениях. У него их вообще не было. И все же то, что случилось в его голове, казалось ему по-своему интерпретированной нынешней жизнью. Какой шанс, что узнанное там – не голос его подсознания? Стоит ли доверять ему? В каждом мире мы должны сохранять то, что делает нас нами, отличает от других.

Что же это, Сэм? Думай.

- Пойманная жертва и вполовину не так интересна, как процесс охоты за ней, - Сэм отказывался открывать глаза. Голос из его кошмаров, голос, который преследовал его на протяжении года и почти всей жизни неосознанно. Та связь, что была между ними, напоминала хроническую болезнь, от которой не было лекарства. И обострения были особенно болезненны. – Здравствуй, Сэм. Не находишь, что было невежливо с твоей стороны избегать разговора?

- Не находишь, что невежливо держать собеседника в таком положении? – ядовито заметил он, и Люцифер склонил голову к плечу. Секундой спустя Сэм упал на траву, сжимая зубы и не допуская ни одного стона от дикой боли в недвижимых долгое время мышцах и отвратительного онемения, которое прокатилось по его конечностям. – Не брезгуешь подачками от ангелов, а?

«Тяни время, Сэм».

Он оглянулся в панике, когда незнакомый ему голос столь же призрачным тоном позвал его по имени, но оказалось, что только он услышал это. В поле зрения оставалась лишь примятая трава и потрепанные кроссовки изношенного сосуда Дьявола. Он тяжело дышал и разминал руки, лихорадочно думая, как он может потянуть время, а главное – зачем кто-то просит его об этом?

- Сэм, это такие мелочи, - отмахнулся Люцифер, опускаясь перед ним на корточки. – Мне нужен сосуд в своем лучшем физическом состоянии, - его прикосновение к плечу Сэма принесло облегчение. Но он не мог встать. Мысль об отсрочке билась в его разуме, будучи единственной, на чем он сосредоточил свое внимание. Он содрогнулся, заставляя себя поверить в то, что его силы сделали только хуже. Несколько секунд показались вечностью, когда Люцифер не шевелился. Спустя еще несколько мгновений он почувствовал его сомнения. Кажется, получается.

«Скажи мне, зачем?»
«Клинку нужно время. Сил осталось не так много, не так много веры. Попробуй позвать его».
«Как?».
«Поверь. Нет ничего сильнее веры».
«Кто он? Он связан с тобой?»
«Всему свое время, Сэм. Сейчас у нас его нет».
«Ты просишь меня сыграть?».
«А сможешь ли ты без правил, без помощи?»
«Однажды у меня это получилось».

- Знаешь, я рад, что получил такую отсрочку. В конце концов, у меня был шанс узнать, чье тело я займу. Поразительный ум, Сэм. Ты мог бы прославиться, мог бы стать президентом, мог бы изменить мир в самом нормальном смысле. Как мало нужно – капля демонской крови – чтобы изменить жизнь человека навсегда. Вы так жалки. Вы ничто перед Судьбой. Я обожаю вашу иронию, - Люцифер заставил его поднять голову, предусмотрительно не касаясь его. Его взгляд не был полон мести или зла, это был взгляд рассудительного существа в здравом уме, уверенного в своей принадлежности к окружающему миру. Неожиданно он не почувствовал к нему вообще ничего, ни желания уничтожить, ни желания прекратить. Просто смирение. Они оказались вместе по стечению обстоятельств, и было что-то сильнее, чем одно лишь их желание или нежелание. Может быть, это не они правили миром, но мир был гораздо более древней субстанцией, обладающей какой-то силой? У этого мира не было пределов. У их силы нет пределов. Обмануть того, кто придумал обман? Это было смешно. И глупо. Разве глупость не сработает?

Каждое воспоминание из несуществующей жизни мелькнуло перед ним. Тепло, что он чувствовал, оставаясь рядом с Габриэлем в четырех стенах, поддерживая уютное молчание, ту жизнь, что рождалась в нем, когда он спорил с ним, ту жажду знаний, которую Габриэль в нем поддерживал. То доверие и уязвимость, которые, казалось, должны были стать отрицательными чертами характера, но на удивление заставляли Сэма думать, будто бы он не тратит каждое мгновение зря. Его постоянно меняющееся настроение, его внутренняя сила и независимость, его темперамент, неспособность держать свои мысли при себе, всегда имеющееся мнение – Господи, он был невыносим, но это только питало чувство Сэма к нему. Это как фантазия, которую каждый из нас придумывает себе и прокручивает каждый вечер перед глазами. Те, кто никогда не знал близости с человеком, не одной лишь физической, но удивительной, вопреки всяким логическим заключениям, ментальной, перед тем, как заснуть, обычно представляли счастье других персонажей, или несчастье, в зависимости от степени повреждения психики. Но Сэму достаточно было вспомнить иррациональный момент неловкости между ними в его первый как будто бы раз, и что самое невероятное – то, как они легко справились с ней. Разве с этим могло сравниться якобы предназначение Люцифера? Он подавил в себе желание рассмеяться. Но Люцифер все равно заметил.

- Я сказал что-то смешное? – он поднял брови, отчего его ужасное лицо, покрытое язвами и расслаивающейся кожей, растянулось в опасном ожидании. – Это неважно. Мне не нужен твой разум, впрочем, - и все же он был озадачен той усмешкой, что скривила губы Сэма. Он поднимался с земли. Не было боли, не было неудобства. Тело было инструментом, которым можно было управлять. Любую боль можно было обмануть, позволив ей захватить власть.

- Нет. Ты смешной, - признался он. Рукоятка длинного, изящного кинжала в его руках. Это ощущение он продолжал удерживать в своем сознании, снова и снова прогоняя ту недолгую историю знакомства с человеком, которого, возможно, никогда не существовало. Но это было неважно, понял Сэм. Важен не ответ, важно то, что чувство делает с тобой, как снижает потребности в другом человеке и как довольствуется малым. В его памяти всплывали слова Кастиэля из его… сна? Теперь он понимал. Кончики пальцев заискрили золотым, но Сэм не поверил в это. Его вера все еще была слишком слаба. – Да без чертового предназначения ты просто никто.

- Ты не понимаешь, о чем говоришь, - тон его напоминал снисходительный разговор с глупым ребенком. Одно его желание, и Сэм встретит своего брата в белом костюме с розой в петлице, с глазами настоящего Зверя и взглядом, полным сумасшествия. Одно его желание, и руками Сэма Люцифер уничтожит мир. Мир, что его питает. Как слеп он под воздействием своего предназначения.

- Только проступки обычных людей питают тебя. Правда в том, что ты и твой брат вместе сильнее, чем все, что устраивает правила нашей жизни, но чувство собственного достоинства, вскормленное предназначением, не дает тебе понять это. Уничтожая мир, ты уничтожаешь себя. Ненависть к Майклу – единственное, что у тебя есть. Ты жалок, Люцифер, - и он улыбнулся, понимая, что в нем говорит кто-то другой. Тот, что будил его во снах, тот, что заставлял его верить. Кажется, в этом бою он все же остался не один.

«Есть ли шанс, что мне осталось, за что противостоять? Ведь это все или ничего».
«Шанс есть всегда. Я не знаю».
«Поэтому ты на моей стороне. Ты не знаешь».
«Можешь считать и так».

- Я ценю твое беспокойство, Сэм, - и все же Люцифер был сбит с толку. Он чувствовал, что что-то идет не так. Он осторожно изучал выражение лица Сэма, как будто раздумывал, поддаться ли на этот обман. – Осознаешь ли ты, над кем смеешься?

- Осознаешь ли ты, что безнадежно опоздал? – Сэм покрутил рукой в воздухе. Все то сияние, что он скрывал в себе, что обжигало внутренности, что сжимало его сердце и мешало думать, все, что поддерживало его, немедленно сконцентрировалось в туманные очертания. Силуэт в его руке. Его взгляд был прикован к нему. Как и взгляд Люцифера. – Захария оказал мне огромную услугу. Странно, что ты не заметил этого, братишка.

«Я не замечал в тебе актерского таланта».
«Ответь мне, кто он. Я рискую своей жизнью, но я не знаю, есть ли мне к чему возвращаться. Не знаю, в курсе ли ты, но людям свойственно во что-то верить. Вера решает судьбы войн. Вера дает силы. У меня нет сил, Габриэль».
«Мне больше нечего тебе дать».
«Архангелы так легко сдаются? Тем, что ты помогаешь советами, ты не очистишь свою совесть».
«Меня больше нет, Сэм. Вера в меня давным-давно иссякла, жалкие остатки ты сжимаешь сейчас в своей руке. Это взаимная выгода. Я помогаю тебе, а ты освобождаешь меня».
«Как мне доказать, что я предназначен стать твоим весселем, а не его?»
«Ты уже знаешь меня. В каком-то смысле. Только ты можешь различать нас. Более никто. В этом твоя сила в данный момент, это твой козырь. Никто больше не знает, что я – не тот Габриэль, а он не я. У нас одна сущность. Ты связан с ней. А значит, для остальных связан и со мной».
«Он не твой вессель?»
«Нет».
«Но кто же он? Почему он так похож на тебя?»
«Потому что он мой сын».

Мысленный разговор продолжался не более секунды. Но он давал Сэму уверенность в том, что если все пойдет не так, как он задумал, он может умереть как человек, который сделал все, что мог. Прекрасный золотой клинок был продолжением руки, сверкая так отчаянно, как только может дорогая сердцу вещь, которую держит в руках ее хозяин. Как долго он может обманывать силы архангела? Как долго он может обманывать Люцифера? Однажды Габриэль признал в нем такого же Фокусника. Они были связаны, так почему бы ему не попробовать? Он так часто наблюдал за тем, как Габриэль играл одному ему известные роли. Он знал его до последнего жеста, взгляда, интонации. Величайший интерес отношений – в попытке узнать друг друга и в постоянных провалах, потому что вся жизнь – это борьба. Не та, что прошла сквозь всю жизнь Сэма, борьба с окружающим, с тем, что, казалось бы, нельзя изменить, а с самим собой. С попытками отчаяться. Он не знал в действительности, что значит любовь, но для него это была та связь, что делала недостатки достоинствами, что давала цену потому, что с каждым недостатком нужно было бороться и побеждать. Это была война, но ее затишье приносило, возможно, самые приятные воспоминания, то, что делало его человеком. Любовь выражала то, что делало его Сэмом Винчестером. В борьбе он мог найти себя. В ошибках и доверии.

- Этого не может быть. Он был подготовлен для меня, - Люцифер сузил глаза, и сердце Сэма остановилось. Не было шанса, что он сможет поверить. Черт возьми, он много раз видел Габриэля, бросающего вызов. Взгляд. Выражение лица. Поза, насколько он может повторить ее. И это сияние, что наверняка охватило окантовку его радужки, пробегая по каре-зеленому цвету и меняя его на нечеловеческий золотой. Великолепный вековой обман, совершаемый любителем. Трудно поверить в то, что глупо. Мы всегда ровняем других под себя.

- Любая подготовка бессильна перед тем, что правит этим мальчиком, Люци. Ты проиграл в тот момент, когда Захария решил помочь тебе. Пока у этого мальчика есть, за что бороться, он не уступит тебе, - Сэм повторил те легкомысленные жесты, которыми Габриэль всегда сопровождал свои объяснения как для тупых. Его улыбка отозвалась болью внутри грудной клетки, но это не было сердце. Он не был уверен, что это была только любовь. Это была благодарность и бесконечное сожаление.

- Его брат, вероятно, уже принадлежит моему брату. Мы постарались убрать всех, кто хоть что-нибудь для него значил. Я видел смерть Габриэля, Сэм. Это бесполезно, - выражение задумчивости на его лице сменилось раздражением. – Это все увлекательно, но у меня не осталось времени на болтовню с тобой. Из тебя отвратительный актер.

- Ну так попробуй. Давай, займи его тело, - протянул Сэм, издевательски раскидывая в стороны руки. Если бы он обернулся в тот момент, то его удивление сломало бы всю игру. Но он чертовски хотел посмотреть на призрачные крылья, что раскинулись за его спиной. Это неважно, верит ли кто-нибудь в то, кем ты считаешь. Пока оно дает силу для веры, прав лишь ты один. Изумительные очертания крыльев на светлой коже, покрытой редкими веснушками. Рисунки в тетради, от смущения спрятанные под кроватью. Его потребность менять себя каждый день, стремиться к чему-то, всегда иметь цель и искать единственно правильные средства. Черт возьми, это был чистый блеф, в нем самом не было ничего от Габриэля, и если бы Люцифер действительно попробовал, он бы понял это. – Выстави себя дураком. Ты думаешь, ты убил меня, но думаешь, Майкл не пытался сделать это до тебя? Да вам стыдно передо мной, вы знаете, что только я с самого начала видел вашу слабость, вашу связь, - он чувствовал Люцифера, его веру и сомнения, паутину лжи, столь тонкую, что приходилось следить за каждым словом. Это тоже была власть, власть Трикстера, власть на словах. – Младший брат выполняет роль старшего, как это прозаично. Миллионы людей, слабее вас, ничтожнее вас, веками справлялись с этим, а у вас Армагеддон! Великие архангелы не способны предотвратить семейную ссору! Меня тошнило от вас, - он усмехнулся, окидывая взглядом поляну. – Вы разочаровали отца. Как глупые дети, которые не понимают, что им говорят, которые всегда знают, как правильнее. Боролись за внимание отца? Вы боролись за звание самого сильного, но признать, что для силы вам нужен кто-то еще? Комедия, шоу, драма! Я поступил как трус, но мне хватает ума признать это сейчас, - эйфория от потрясающего понимания Габриэля захватывала его. Теперь светился не только клинок. По руке к груди бежал поток света, захватывая его тело с невероятной стремительностью. В тот момент он действительно верил, что был предназначен Посланцу, вынужденному всегда сравнивать себя с братьями и не находить ничего общего. – Потратить год на то, чтобы бегать за какими-то Винчестерами. Потрясающее занятие. Отец был бы доволен.

- Откуда тебе знать, как бы отреагировал отец! – Сэм был напряжен, как натянутая струна. Ложь он видел собственными глазами, как Люцифер поглощал ее, поддавшись эмоциям. Но часть из нее уходила в сторону, куда-то в лес, где, кажется, был Дин. Он не был уверен в том, что это именно его брат. Вжившись в роль, ему трудно было почувствовать это, но вслед за вторым появился и третий с близкого к нему радиуса. Ему, в самом деле, нужно было лишь потянуть время. Капля удачи, и с этим будет покончено навсегда.

- Отец никогда не одобрял трусости, об этом я, поверь мне, хорошо знаю. Но то, как поступали вы – это даже не трусость, это низость, до которой архангелам не позволено опускаться. Посмотри, что вы сделали со всем Гарнизоном. Убийства братьев братьями и сестрами, анархия среди ангелов, и все это потому, что вы обозначили двух обычных парней равными себе! Да вы пошатнули Небеса, вы подняли с ног на голову Ад, вы перепутали все только потому, что вами правят человеческие эмоции. Когда ты осознаешь, Люци, свою ошибку, будет слишком поздно! – в нем было столько силы, что каждое его слово обладало своим весом, что черты его лица искажались, что волосы меняли цвет и структуру, что образ вырастал перед ним против его воли. Его ложь подпитывалась верой Люцифера, получив к нему доступ.

На краю поляны он угадал фигуру Дина. Против него стоял еще кто-то, чьего лица Сэм не видел. Он всеми силами старался отвлечь Люцифера от их противостояния, но нужен был элемент неожиданности, нужно было только несколько секунд. То, что он знал, то, что не знал больше никто, тысячные доли шанса на успех, лишь Дин подойдет с тем, чье тело занимал Майкл, и все будет наконец-то решено. Он так устал. Он не хотел более быть собой, охотником-Винчестером. Он хотел в обклеенную плакатами комнату к тому, с кем не нужно было взвешивать каждый шаг. Он снова хотел быть самим собой. Где была его сила, кто был он сам? Это неважно. Он был собой с тем Габриэлем, которого по случайности узнал, и рядом с ним он был силен. Но Габриэль существовал, пока Сэм его помнил. И только чтобы продлить его якобы жизнь, он должен верить в успех, сколь глупо это бы не звучало.
- Когда ты поймешь, что из-за своего страха признать слабость, ты потерял того человека, которого любил единственный раз в своей жизни, - его голос звучал слишком громко для поляны. Время остановилось. Он посмотрел прямо в лицо третьего брата, чье тело занимал Майкл. Он застал их врасплох. Он перевел взгляд на Дина – секунда, чтобы он узнал Сэма. И вот его клинок уже вонзается в тело Люцифера, неспособного даже посмотреть на него прежде, чем вспышка яркого света скроет его тело. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что Дин сделал то же самое в тот же момент. Две вспышки, наложившиеся друг на друга, и десятые доли секунды, прежде чем Сэм упал на колени, не в состоянии выдержать то, что происходило в его разуме.

«Спасибо, Сэм. Полагаю, хотя бы этому ты научил меня».
«Скажи мне, черт возьми, он существует?!»
«Пока ты в это веришь, Сэм. Прости меня за боль. Но теперь мне нечего здесь делать. Однажды мы встретимся снова, и я буду помнить, что обязан тебе этим. Если ты встретишь его, ты забудешь то, что помешает тебе попробовать снова. Я дарю тебе шанс. Не прогадай, Сэм».

Боль разрывала разум, истязала мысли, занимала все его существо. Клинок выпал из его руки, оставив глубокий ожог, и он упал на траву, вцепившись в нее руками. Вместе с остатками своей силы Габриэль забирал у него все то, что демоны считали нужным вложить, дабы подготовить его к тому, чтобы стать весселем Люцифера. Он забирал его кровь, темными ручьями скользившую по его запястьям в землю, он забирал его воспоминания, оставляя лишь образ, декорации, все то темное, что скрывалось глубоко в нем и никогда, никогда не принадлежало ему. Боль нельзя было выразить словами. Он пытался расслабиться, пытался дать телу волю, сдерживал крики и стоны, что рвали его горло, пока боль отказывалась уходить, ведь Габриэль разрывал его личность, восстанавливая ее по частям. Кажется, Дин опустился на колени рядом с ним и звал его по имени.

«– Кажется, я схожу с ума…
- Необязательно ты. Может быть, это мир вокруг тебя».

Все его силы были направлены лишь на браслет с самодельными крыльями на нем, между которыми удерживался медиатор. Вся наша сила, вся наша вера, все, что делает нас теми, кто мы есть, существует лишь для того, чтобы однажды мы использовали это в борьбе за тех, кто нам дорог. Неправильно, невозможно, иррационально, несуществующе и так желанно. Его слабости, которые навсегда останутся с ним. Его постепенно ускользающие воспоминания, что делали его хоть кем-то в этом мире. С молчаливого согласия Сэма Габриэль стирал все, что было изменено в нем чужими ошибками. С молчаливого согласия он забирал все, что делало Сэма Винчестером, парнем с арсеналом в багажнике старой машины, колесившим с братом по стране в поисках новых дел. Стирал долг и обязательства, которые были исполнены так давно, что он попросту забыл об этом. Теперь пустота его жизни не пугала Сэма, и он мог смириться с этим. Он нашел свой самообман, он видел свой смысл жизни, и теперь для него оставалось важным только то, что снова сможет сделать его отличным от других, каким бы он ни был в другом мире.

Пока сильна его вера в то, что где-то есть тот, кто поможет ему.

***

- Ты не хочешь об этом поговорить? – неделями спустя Дин спросил его, сидя на продавленной кровати и потягивая пиво. – Я имею в виду, это все странно. Врачи не нашли у тебя вообще никаких повреждений, но ты, чувак, орал так, что съехалась вся полиция. Кас вытащил меня от Захарии слишком поздно, и боюсь, что все веселье я пропустил.

- Главное, что все это закончилось, - и он скрылся в ванной комнате. Теперь он жалел, что Люцифера не стало. Иметь врага явного, существующего из плоти и крови, дающего твоей жизни хоть какое-то направление, всегда легче, чем оказываться раз за разом наедине перед самим собой. Дин настаивал на продолжении поиска дел, Кас был занят тем, что пробивался в своем Гарнизоне на самый верх, а Сэм проживал дни словно бы во сне. Теперь у него не было силы, не было предназначения, он был чист волею того архангела, который неожиданно оказался для него самым близким и наиболее понятным. И хотя впечатление от него было во многом схоже с впечатлением от Дина, от его своевольности и преданности отцу, потребности в опеке над братьями, даже если они старше него, все равно оставило свой осадок.

Оказалось, что труднее всего отпустить то, что ты привык. Удушающе долгие поездки в машине прерывались паническими атаками, когда он требовал остановить машину и только в темном лесу возле дороги после нескольких глубоких вдохов, наконец, приходил в себя. Города сменяли друг друга, как они к этому привыкли, и если другой Сэм был привязан к воспоминаниям о закате там, где кончается на горизонте шоссе, что тянулось через всю пустыню, то этот мечтал оказаться в жилых четырех стенах, что хранят отпечаток своего хозяина. В Сэме существовало одновременно двое, один из которых уверял, что идиотская первая любовь, придуманная для него Захарией, не соотносится с Сэмом нынешним, а другая твердила, что все имело смысл. Он разрывался. Он пробовал рассказать об этом Дину, пару раз, но дальше первого предложения не уходил. Это было глупо. В конце концов, вопрос сводился не к ориентации, об этой стороне которой он думать не мог, будучи мужчиной и помня прикосновения лишь восемнадцатилетнего подростка, но слова Габриэля, те, что он помнил по этому, долгому, словно бы сну, все еще вызывали в нем отклик. Люди ищут себя подростками, потом забивают и становятся как все, или не как все, так или иначе попадают в свою толпу, но для него не было толпы, которой можно поддаться, за которой можно пойти.

- Сэмми, как ты оказался там? – спросил его Дин из-за двери, судя по звуку, он сидел на полу и подпирал дверь спиной, наверняка сжимая в руках всю ту же бутылку. – Знаешь, я видел будущее, меня предал Кас, он выпустил из Чистилища левиафанов вместе с Кроули, и мы были вынуждены ловить их. Черт возьми, они были еще хуже, чем архангелы. Этих хотя бы всего четыре. Я так много пережил, что не поверил в реальность, когда ты потребовал от Захарии выпустить меня. У тебя ведь была другая реальность, правда? Я знаю, так и было. В моей фантазии я почти не помню тебя, все, что я делал, было связано с Касом. Кажется, ты страдал от того, что пожертвовал собой, пытаясь избавиться от архангелов методом Габриэля, - Сэм вздрогнул, услышав имя, которое занимало все его мысли. – Кажется, Люцифер оказался в твоей голове. Знаешь, сейчас это даже кажется неважным. Я не помню половины. Почему я поступал именно так.

- Он погрузил нас в сон, Дин, заставил поверить наш разум, что окружающее реально, подкинул идею, которая закрыла все наше подсознание собой. Оно выбрало тех, кому мы доверяем, кого никогда не смели бы заподозрить в нереальности, ведь тогда наше сознание бы не выдержало. Мы теряли друг друга много раз, Дин. И подсознание… Оно знает, что один из нас жертвует не просто так. Нас нельзя более запугать потерей другого. Потому оно изобрело тех, кто для нас проверка для реальности. Так сложно понять сейчас, - он сел с другой стороны двери, не смея представить, что он скажет Дину с глазу на глаз.

- Кто это был, Сэм? – замявшись, все же спросил его Дин.

- Тот, кого я полюбил, - потолок был покрыт трещинами, ровно как и его прошлое. Верить в будущее, в то, что Сэм заслужил его и сможет оставить все позади. Какую же для этого нужно иметь силу? – Я не знаю, существует ли он.

- Помнишь, ты сдавал философию? Ты замучил меня этой мутотенью. Там было что-то про «ничего не берется из ниоткуда». Если этот кто-то действительно настолько зацепил тебя, то он может и существовать. Только там мы были другими. Мы совершали поступки из данности, которая никогда не станет для нас правдой, старик, потому что мы уже не доживем до тех моментов, мы их изменили. Не факт, что там были мы. Гоняться за своим хвостом – гиблое дело.

- А если попробовать? Что, черт возьми, будет, если я попробую?

- Тогда тебе придется выбирать, - и Дин грузно поднялся на ноги, пробормотав себе что-то под нос. – Я сейчас выйду подышать свежим воздухом и забуду ключи от Импалы на тумбочке. Если Импала будет поцарапана, я все равно найду и убью тебя.

Сэм кивнул.

Он сидел за рулем Импалы не так много раз, да и не успел сродниться с ней. Она принадлежала брату, и он любил ее, возможно, больше, чем кого-либо за всю свою жизнь. Его подсознание пыталось найти Дину хоть какую-то пару, но его брат был действительно сильнее похож на Майкла, чем Сэм на Люцифера. Дин не умел любить, не причиняя боли, и делал это не по собственному желанию, просто потребность жертвовать исключает наличие каких-либо ценностей. Дин, по иронии судьбы, пять лет все же живший как обычный ребенок, оказался не в силах представить свою жизнь иной, но Сэм, рожденный уже во всей этой сверхъестественной истории, отчаянно желал изменить этот заколдованный круг, разорвать то, что начал, отчаявшись, отец. Что бы сделал Джон Винчестер, узнав, что в конечном итоге в смерти Мэри виноват его сын? Убил бы он Сэма, узнав, для чего растил младшего сына? А как поступил бы с Дином, узнав о Майкле? Ненормальность, она во всем. И ненормально, что он хочет стать нормальным. Он сжал руль еще сильнее. Прошла лишь пара часов, как он выехал в сторону Калифорнии, минуя одно пустынное шоссе за другим. Ради этого Дин позволил ему забрать машину. Может быть, с ней было связано то, что Дин увидел в собственном псевдосне, и ему тоже было, о чем подумать. Левиафаны. Как, черт возьми, это могло убедить Дина стать весселем Майкла? Покажи его брату зверя, и он начнет охоту. Что же было в этом сне, что настолько выбило Дина из колеи? Что было в Кастиэле? Когда-то давно тот Трикстер сказал ему, что связь с Дином однажды погубит его. И тот же Трикстер помог ему остановиться, руководствуясь только одному ему известными соображениями. Он сказал, что тот, кого Сэм видел в своем псевдосне, был ему сыном, но возможно ли это? Меняло ли это что-то? Он ехал через всю Америку, чтобы понять, что общее скрывалось за всем тем восхищением, что накрыло его, стоило Габриэлю обратить на него внимание. Сейчас тому Габриэлю было, возможно, около тридцати, сам Сэм потерял счет своим годам, чувствуя себя на добрые сорок, но его еще можно было найти.

По пути он останавливался в кафешках, ища в интернете хоть что-нибудь о колледже, который уже медленно стирался из его памяти. Ни одного упоминания о месте, которое бы занималось подобным когда-либо. Никого, кто подходил бы под упоминание мистера Трикстера. Ни в Калифорнии, ни где бы то ни было во всем мире. Все это время он жил одной лишь надеждой, что сон был показан ему не просто так, что ангельские силы Захарии все же сослужили двойную службу и подсказали, где искать следующий поворот в своей жизни. Иногда ему начинало казаться, что ему не хватает внутреннего голоса, коим всегда был голос архангела Габриэля. Был ли он Сэму хранителем? Помогал ли он ему справляться на протяжении огромного количества времени, избегая смерти так долго, как только мог? Иначе, почему в конечном итоге он смог призвать этот нож самостоятельно, если рядом с ним не было его Габриэля? Он был Избранным только потому, что мог их различить? Но это же ясно, как неба и земля. Но только для того, кто захочет это понять.

Он устал быть Избранным. Он хотел бы жить, руководствуясь целями менее глобальными, и эгоист внутри него снова просыпался, требуя доказывать свою значимость. Ему нужен был кто-то, ради кого он бы боролся со всем тем, что составляло настоящего Сэма Винчестера, прощальный подарок архангела. Если бы можно было перемотать время назад, он желал бы сильнее всего стать тем же подростком и пройти те же проблемы, то же чувство первое и невероятное среди всех остальных, эйфорию от того, что некоторым нужны годы на поиск близкого человека, а ему было достаточно проявить свою невнимательность.

Дорога привела его в Калифорнию поздним вечером, когда он засыпал за рулем. Все близлежащие гостиницы и мотели оказались заняты, ни одного свободного места, как гласили указатели, и, возможно, только поэтому Сэм все же отключился на какую-то секунду и тут же резко подпрыгнул, широко раскрывая глаза. Только поэтому он остановился, резко взвизгнув тормозами и выбираясь из машины, поднимая взгляд вверх. На огромном транспаранте прямо над дорогой было изображено то, что показалось ему знакомым. Он оставил руку на холодном металле крыши Импалы, не веря своим глазам. Мимо проезжали редкие автомобили, а на огромной пустоши вокруг дороги не было ни единого кустика, ни единого дома. Это был просто рекламный щит для всех остальных водителей и знак для Сэма.

«- Я не могу рисовать по заказу. Да и формулировка эта: «Рискните». Я что, двух голых инопланетян нарисовать должен? Президента? День Независимости в студенческой общаге? Я буду сидеть каждый день и думать о том, что мне надо…»

Это был маленький светловолосый мальчик, неуверенно стоящий на ногах, в коротких шортиках и длинной футболке, стоящий к камере спиной, а рядом с ним, уверенно ведя его за руку, был изображен склонившийся к нему ангел, длинноволосый золотоволосый мужчина в свободных светлых одеяниях, чьи крылья раздвигали окружающий серый мир и освобождали им дорогу. «Для ребенка это чудо, для вас – ответственность. Программа по усыновлению детей штата Калифорния. Это ваш шанс подарить ребенку чудо», - гласила простая надпись сбоку, а ниже шел телефон и интернет-адрес. Трудно было сказать точно, как Сэм смог определить это, но он чувствовал это в линиях, ему знакомых, в цветах, на которые Габриэль решился, на той вере, что делала ему особенным. Скольким детям он помог, у скольких взрослых пробудил веру одним лишь своим рисунком? Он существовал.

И мысль эта принесла столь же облечения, сколько страха. Он не знал, кем был этот Габриэль. Чтобы не осталось в памяти Сэма, Габриэль не мог знать об этом, не мог участвовать в этом, для него Сэм будет чужим человеком. Каковы шансы на то, что они снова сойдутся в этой роковой случайности, теперь уже оба гораздо старше и со своей историей, которую наверняка никогда не смогут друг другу рассказать? Но если этот Габриэль ничего о нем не знает и никогда не узнает, ибо сверхъестественное всегда трудно поддается вере, чем он лучше любой девушки, которую Сэм мог бы найти? Черт возьми, он не мог этого даже предсказать.

«Нельзя узнать, кто стоит того, а кто нет, как нельзя предсказать, кто должен подстраиваться. Это способность жертвовать. Это всегда доверие. Его нельзя накопить и нельзя включить, предсказать или оценить. Это прыжок с парашютом – или ты умрешь, и останешься жить с незабываемыми ощущениями, оставшимися в памяти».

Сколько он упустил в жизни, отказываясь рисковать? Он набрал в адресной строке адрес, съехав на обочину и включив в салоне свет. Изучив сайт, он не нашел ни единого упоминания того, кто мог бы быть автором этого баннера. Был уже поздний час, но он все равно набрал номер главного редактора.

- Добрый вечер, я прошу извинить меня за столь поздний звонок, миссис Робинсон, но я хотел бы спросить, кто нарисовал для вашей компании этот великолепный баннер? Я понимаю, время позднее, но в данный момент я улетаю в Австралию, - он лгал так умело, словно всегда этим занимался. В конце концов, понимал он, любая ложь есть лишь умение вживаться в роль и подстраиваться, а именно этим он занимался всю свою жизнь, - Видите ли, Анжела – я могу вас так называть? – в ближайшие дни я собираюсь устроить выставку в Сиднее, безусловно, огромные деньги получат те, чьи рекламные баннеры я собираюсь представить, и, честно говоря, я до сих пор не мог найти ни одной стоящей работы, чтобы сделать ее по-настоящему символом этого года… Да, конечно, ваши контакты, ваша организация будет представлена как владелец, я гарантирую, что это лишь поможет детям, найти приемных родителей… Конечно, я подожду, - и он приготовил записную книгу, дожидаясь, пока она найдет контакты у себя в кабинете. Он смотрел в темноту за окном, на далекий коттеджный поселок, где только садились ужинать или уже давно спали те, кому не нужно было справляться с сумасшествием собственной жизни. Прошли минуты, и он уже записывал знакомую фамилию под номером телефона – единственное, что она смогла достать.

Эта ночь выдалась особенно тяжелой. Просто позвонить и услышать голос, сделать хоть что-нибудь, что подскажет ему, правильно ли он поступает, когда пытается спасти все в таком возрасте, когда нет шанса на подобные отношения. Главная проблема того Габриэля, которого он помнил, в том, что он не мог открыться, единственным способом его взаимодействия с окружающим миром были шутки, из-за которых о его существовании помнили, но мужчина тридцати лет вряд ли стал бы заниматься этим. Он ворочался с боку на бок, представляя встречу с разных сторон, понимая, что невозможно… и надеясь, что Габриэль узнает его, испытает дежавю. Как живуча в нем была вера, что он сможет вернуться в тот момент, который оставил. Он многого не сказал Габриэлю. Многого не услышал от него. Это было невыносимо.

Утро он встретил с открытыми глазами. Через полчаса он уже ехал по направлению к Беркли, где, как был уверен, он смог бы найти обладателя того телефона, что лежал сейчас в бардачке. Ему не хватило решимости позвонить.
Солнечный город, утопающий в зелени и занятый почти целиком огромной территорией университета, встретил его завтраком в кафешке, предназначенной для студентов. Он простоял в очереди, прислушиваясь к разговорам студентов, отправившихся в этот ранний час на завтрак за низкую цену.

- А я ему и говорю, за все пятнадцать страниц Хайдеггер даже не удосужился ответить прямым текстом, что такое философия, а он мне отвечает – у вас, леди, слишком рациональное мышление! Как вы собираетесь творить, говорит он мне, если у вас такое ограниченное сознание…

- На прошлой неделе закончил двухнедельный проект, приношу его, а этот козел из 504, оказывается, взял и украл мою идею, я слышал, его дядя владеет какой-то лабораторией в Силиконовой Долине, и, конечно, его слово против моего…

- Она вроде бы говорит, что у нее остался парень в Чикаго, но ты знаешь, сегодня она сидела с одним за ручку, ушла с другим, и я, честно говоря, так устала с ней об этом разговаривать, она же ведет себя некрасиво, особенно когда просит прикрыть ее, и все бросаются защищать, словно она уезжает к умирающей матери, а на самом деле ее дома ждет конференция с сестрой из дома, которую бросил парень, представляешь?

- По крайней мере, он поставил на экзамене одному парню отлично только за то, что он предложил разыгрывать больных как средство против депрессии! Нет, серьезно, он действительно хорошо ладит с детьми, мы были в больнице Святого Антония на прошлой неделе, когда у нас было выездное занятие, но его теория про отсутствие видимого сожаления… Я его как-то спросила, мистер Трикстер, говорю, но разве же возможно относиться к нему, как к здоровому, ведь само восприятие мира здорово меняется? А он предложил мне представить себя на грани полностью отчаявшегося человека, которому не получится никогда больше жить нормальной жизнью, и каждое напоминание о болезни…- Сэм прислушался. Позади него стояли две невысоких девушки, одна светловолосая, а другая с каким-то экзотическим красным оттенком волос, и обсуждали того, кого он искал. Он присматривался слишком внимательно, и девушки ответили ему подозрительными взглядами.

- Этот мистер Трикстер… Я как раз ищу его, где я могу его найти? – спохватился Сэм, почему-то краснея. Девушки смерили его оценивающим взглядом.

- На перерыве он всегда где-то на улице болтается, обычно у часовни, но фиг его знает, - пожала эксцентричная девушка, явно не доверяя любопытству чужака. Светловолосая, наоборот, посмотрела на него с какой-то догадкой, которая Сэму не понравилась. Но, с другой стороны, он приехал сюда не налаживать контакты с молоденькими студентками.

Когда он шел, сориентировавшись по карте, куда ему следует идти, он пожалел о том завтраке, что решил перед этим съесть. Ему снова казалось, что он живет в не принадлежащем ему мире, и что он разобьется, стоит ему хотя бы подумать об этом. До большого перерыва оставалась еще одна пара, но он решил попытать счастья и заблаговременно найти то место, которое ему подсказали девушки. Все это время варианты встречи, того, что он может сказать прокручивались в голове, и на мгновение ему стало настолько плохо, что он, поколебавшись, остановился и достал из сумки наушники, подключая к плееру, который купил только недавно. Это была одна из самых первых песен, с которой он познакомился в свою первую встречу с Габриэлем. Она успокоила его каким-то удивительным образом, и он настолько ушел в воспоминания, восстанавливая их, что сильный удар застал его врасплох.

- Господи, надо же смотреть, куда идешь! – Сэм от неожиданности забыл вытащить наушник и выронил плеер, от удара отсоединившийся от и без того державшихся на честном слове наушников и заигравший мелодию в полную громкость. Но он даже не слышал, что ему сказали. Ему достаточно было прочесть по губам. Губам, чью форму он запомнил. Знакомые глаза смотрели на него с минутным раздражением – для него он был незнакомцем, который не заботится тем, чтобы посмотреть по сторонам. Он был выше и гораздо сильнее, чем Сэм его запомнил, но все еще отставал и в массе, и в ширине плеч от Сэма. И все же это был, несомненно, уже мужчина. Черты лица изменились, оставив ему выражение легкой задумчивости, а о живой мимике свидетельствовали сейчас только лучики вокруг глаз, по три с каждой стороны. Сэм смотрел на него так долго, что Габриэль сузил глаза, думая, будто бы должен был Сэма узнать. – Я вас знаю? – спросил он на всякий случай, но не так, как спрашивали бы, если бы действительно узнали. Сэм помотал головой, снова краснея. Он посмотрел на Сэма еще немного времени, прежде чем перевел взгляд на плеер. То, что не заметил бы никто другой, видел Сэм. Он сбил Габриэля с толку той мелодией, что раздавалась из плеера, все еще лежащего на асфальте. Спохватившись, он нагнулся, чтобы поднять его, и Габриэль в ту же секунду решил сделать то же самое. Одно прикосновение, и память Сэма о том сне мгновенно исчезла.

- Мне кажется, я вас где-то видел, - предположил преподаватель, отдавая ему плеер и снова поднимаясь на ноги. На нем не было привычного костюма, который носило большинство преподавателей, только простой джемпер и темные штаны, напоминавшие структурой ткани джинсы.

- Я только перевелся. Из Стэнфорда, - у Сэма болела голова. Он не мог вспомнить, почему точно здесь оказался. Кажется, Дин согласился, наконец, что у Сэма должна быть своя жизнь, и он ехал заполнять документы на перевод из Стэнфорда – прерванное обучение было трудно восстановить, но с замороженного курса он мог бы перевестись в другой ВУЗ. Кажется, он даже говорил утром с кем-то по поводу перевода документов, и теперь он направлялся в деканат, чтобы уточнить, получили ли они его запрос. Неожиданная встреча как будто бы встряхнула его.

- Что ж, тогда добро пожаловать в Южно-Калифорнийский университет, - и незнакомый ему невысокий мужчина собирался, было, продолжить путь, когда Сэму показалось, что нужно было бы извиниться.

- Извините за это, мистер…?

- Мистер Трикстер. Ничего, бывает.


Конец.

Послесловие.

Я знаю, обычно эту часть пролистывают и считают ненужным читать, но если вам все-таки не лень или у вас остались вопросы – я пишу это для вас.

Будучи подростками, мы часто задаем себе вопрос, что из изучаемого нами может нам пригодиться, не усваиваем нужные навыки, расстраиваемся, когда нам не получается их использовать. Но в действительности наш способ миновать проблемы, наш способ спасаться от депрессий, все то, как мы сражаемся со взрослением – это уже опыт, тот опыт, что мы будем искать, будучи совсем взрослыми.

Этот рассказ не должен был превышать и семи страниц. Передо мной не стояло цели рассказать о школьных буднях, поставить какие-то наиболее общие проблемы, но, как оказалось, мне было, о чем рассказать. И рассказывая, заставляя героев переживать, меняя их постепенно с каждой главой, я пыталась сама для себя определить, где же находится тот момент, когда из подростков мы становимся взрослыми. И тут же я нахожу ответ – мы слишком гонимся за стереотипными моделями поведения, которые нам с детства прививают как синоним взрослой жизни, и мы пропускаем те моменты, откуда все эти модели могли бы брать начало. Мы пропускаем людей, которые могли бы стать для нас настоящими друзьями, мы пропускаем тех, кого могли бы полюбить, потому что глупости, теперь отовсюду говорят, есть только секс и статус в социальных сетях.

Фактически, мы становимся теми, кто мы есть, пока совершаем ошибки в школе и на первых порах в университете. Это всегда из сферы отношений, ведь в этом каждый из нас отличается – кто-то умеет общаться со всеми, а кто-то предпочитает демонстративно отсаживаться и проводить время в одиночестве, потому что окружающие не находят его интересным. Сэму пришлось пройти через многое – и через собственные страхи, которые родились в нем от отсутствия общения, и через стереотипы, но порой он слушал тех, кто окружал его, и справлялся лучше, чем ожидал. Пришлось измениться и Габриэлю, для которого шутки и слава легкомысленного парня были защитой от непонимания и несоответствия обществу, от которого он, однако, себя не спешил отделять. Мы забываем, что не настолько отличаемся друг от друга, чтобы полностью прекращать общение из-за несоответствия интересов. Этот рассказ о том, что общение порой можно построить лишь на том, что у вас, так или иначе, есть совместный опыт. Вы учитесь в одном колледже, вы ходите на одни занятия, вы бывали в одних местах – подумайте, сколько простого, сколько вещей делают нас обществом, да хотя бы один мультфильм, что вы смотрели когда-то в обществе. И вот вы можете начинать общение. Конечно, оно потребует ответа со стороны, но где был бы Сэм в этом рассказе, если бы не научился однажды рисковать?

Мы не знаем, когда меняемся, отмечаем лишь тот момент, когда в схожей ситуации поступаем иначе, чем привыкли. Говорят, что опыт – это информация о том, как поступать в ситуациях, которые больше никогда в жизни не повторяться. Я считаю, что это неверно. А как же быть с тем, что история развивается по спирали? Кто доказал, что жизнь – это прямая?

Я оставляю конец фика открытым согласно вашим представлениям. Те, кто согласятся со мной, поймут, что раз пройдя этот путь неосознанно, Сэм попробует еще раз завоевать любовь и доверие Габриэля, тем более что архангел оставил ему величайший подарок – чистый лист относительно этих отношений. Те, кто считает, что чистый лист будет препятствием, могут представить себе, что однажды Сэм возвратиться к своей обычной жизни. Это вопрос того, как мы воспринимаем полученный опыт.

Мне можно разумно возразить – если я поднимаю вопрос о неловкости первого раза, почему я обхожу понятие об ориентации? На самом деле это не так. Я указала на мнение Сэма отдельно в разговоре с Дином, а мнение Габриэля – еще в самом начале. Если вам показалось, что это достойно отдельной проблемы, то я хочу сказать, что и без того в отношениях между людьми достаточно проблем. В конечном итоге все это – вопрос нормальности, а норма может быть определена только для вас самих. Вы можете не соответствовать нормам общества и отказываться от него, но если вы вспомните, что нормы общества составлены в лучшем случае десятком человек из ста, состоящих в этом обществе, то отказ от него перестает казаться лучшим выходом.

К тому же я говорю здесь не только о каком-то конкретном типаже взрослеющих подростков. Благодаря соцсетям большинство из нас разделено на определенное количество групп: асоциалов, социалов, популярных, непопулярных, не имеет значения, я не об этом. Мы демонстрируем уникальность изо всех сил, иногда доходя до абсурда, но мы считаем своей уникальностью поклонение уникальности других людей. На протяжении всего этого рассказа Сэм пытается понять, что внутри него можно было бы назвать уникальным, и различные варианты можно найти в тексте, все зависит от ситуации, пока он не приходит к тому, что уникально в нем по-настоящему то изменение, что возникло под влиянием чувств к Габриэлю.

В конце концов, я еще раз доказываю, что даже в тридцать поиск ответа на вопрос «Кто ты есть?» сводится к воспоминаниям о взрослении, о том опыте, который мы получили. У Сэма не было обычного периода взросления, он не проходил через унизительные моменты, через моменты победы, весь тот путь, что так или иначе, в своей вариации, достается каждому из них. Оттого ему было невозможно разорвать этот круг охотника до сна, что показал ему Захария. Служат ли ангельские силы в обе стороны, я не берусь отвечать, я лишь говорю об удивительном стечении обстоятельств, о помощи архангела-хранителя и уникальной в тот момент способности Сэма слушать. Все, что помогало ему дойти до конца – и нового начала – в момент встречи с Габриэлем бы только мешалось. Поэтому архангел подарил ему то, чего мы никогда не замечаем из-за своей собственной слепоты.

Он подарил ему второй шанс.